Вечером, когда Этот покинул свою препарационную, а это случается поздно, потому что он до шести вечера трупы только собирает, и потом же время на вскрытие надо оставить, мы втроем подкрались к железной двери, над которой горела маленькая красненькая лампочка сигнализации.
- У нас с Василием этой осенью будут первые наши дети, и я не хочу, чтобы они оказались тут. - В отчаянии сказала я.
- Они не окажутся тут, если котят заберут дети из другого района. - Двинул умную мысль Трезор.
- Как умно, - отозвалась я, - бездомных котят заберут в другой район. Да кому мы нужны? Я вот оказалась на улице потому, что для меня не нашлось хозяина. Но теперь я так счастлива. Боюсь, что я бы давно лежала в виде органов в баночках у Этого, если бы кто-нибудь меня забрал. Я бы дома не смогла преодолеть свой сердечный приступ.
- Размяукалась тут, Мурка, - буркнул Василий. - Хватит, а то тебя засекут.
Я недовольно посмотрела на отца котят, которые родятся где-то через месяц, но промолчала. Наверное, еще от жизни у людей у меня осталось чувство семейного долга.
- Завтра моя дочь окажется распотрошенной на органы и разложенной по баночкам. - Вспомнила я остальным, зачем мы тут ходим весь день.
- Ничего, - огрызнулся Трезор, - ее хозяйка завтра вызовет врача из ветлечебницы.
Откуда у него взялась уверенность?
- Если твоей дочери, Мурка, и суждено умереть, то ее достойно похоронят.
Почему? Он что, ветеринарный врач в прошлом?
- Больше ни одно животное не умрет тут.
Да, да, Трезор, ты прям оракул какой-то!
Мы с Васькой просто заслушались этого оракула. Такие предсказания нам нравились. Трезор сел у самого входа в кабинет, который давно надо было назвать "Спаси меня, не веди сюда" или "Убей меня", что было более точным. Большой, нет, даже огромный черный пес оскалил свои белоснежные зубы. Он точно что-то задумал. И вскоре он показал нам с Васькой лапой на помойку, наш дом родной, а сам остался недвижно сидеть в ночи. Последняя фраза, что он нам сказал тогда было:
- Вскрытие покажет, есть ли у Этого сердце...
