Вскормленные льдами - [8]

Двинули.

На восток.

Ещё не хоженным в этом веке Северным путём.

Но наконец-то уверенно.

С верою.

Теперь на каждом корабле и пароходе был человек с ледокола – опытный судоводитель, который не только имел права и особые полномочия, но плотно обучал этой премудрости вахтенных офицеров. Непосредственным опытом.

Ещё в телеграфных рубках установили коротковолновые радиостанции (УКВ, если уж цепляться за точность). Секретные. В отдельных выгородках. А к ним приставили молодых, но толковых офицеров – обучались пользоваться. Так как было условлено и велено (из самого Петербурга), что по приходе эскадры на Тихий океан эти средства связи останутся на кораблях. С выведенной гарнитурой прямо в ходовую и боевую рубку радиостанции обещали быть чертовски удобными для управления эскадрой в бою.

А операторы этих чудесных радиостанций получили особый приказ, если не дай бог что – секретная аппаратура должна быть уничтожена.

Ещё Рожественский получил возможность непосредственной голосовой связи с Петербургом. Сигнал с коротковолновой радиостанции на флагмане коммутировался и ретранслировался ледоколом.

Зиновий Петрович уже имел несколько неприятный разговор с самодержцем.

И кстати, как оказалось, адмирал не собирался «закладывать» потомков, что они провели диверсию против английского корабля, чем порядком удивил капитана ледокола.

– Почему, – напрямую и по-простому спросил Черто́в, – не стоило ли предупредить императора, чтобы дипломатическая служба была готова выставить контраргументы на претензии британцев?

– Будучи в неведенье, искренней будет возмущение на «ложные обвинения», предъявленные Англией, – продуманно ответил Зиновий Петрович и неожиданно улыбнулся, став даже симпатичным (в восприятии). – Признаться, поделом им. А то привязался этот «британец» как репей.

Обеспокоенные столицы

Пока «Ермак» тихо чапал в Александровск, везя рапорт Рожественского, радиосвязь опередила бумаги.

Обозлённый на своих болтливых «великих» родственников, Николай II потребовал каких-нибудь обязательных мер по этому поводу.

В кабинетах, подведомственных господину Ширинкину (не без подачи идеи потомками), вызревал план дополнительной дезинформации окопавшихся в Петербурге прикрытых дипломатической неприкосновенностью британских шпионов.

Ждали только приезда Дубасова с докладом Рожественского.

* * *

Особое совещание в Петергофе подходило к концу. То самое, на котором собрались излишне речистые великие князья. И главное уже было сказано – американский ледокол подло (или намеренно) удрал, заведя эскадру Рожественского глубоко в полярные льды, а в воздухе повисло задохнувшееся возмущение великого князя Алексея Александровича.

Совещание ещё будет продолжаться: что предпринять? Как спасать эскадру?

Но какое-то странное настроение будет витать за столом: негодование генерал-адмирала Алексея Александровича, вялое спокойствие вице-адмирала Авелана, равнодушие к флотским делам генерал-адъютанта Николая Николаевича, хмурое непонимание министра Ламсдорфа.

В конце концов, утомившись, император тихо хлопнет ладонью по столу и распустит совещание. Велев самостоятельно, основательно обдумать и завтра (!) принести свои предложения.

А дальше, после того как отшаркают выдвигаемые стулья и зал опустеет, оставив только самодержца и начальника охраны… между ними произойдёт доверительный диалог. Где Ширинкин опишет примерно, как оно будет:

– Сандро… ах, простите, великий князь Александр Михайлович сегодня же вечером похвалится, поделившись новостью со своей новой пассией. Дескать, самодур самодержец опростоволосился.

– Он так говорил? – Свёл брови Николай.

– Нет. Дословно подслушать ни один разговор не удалось, но это явно звучит из контекста. А вот Алексей Александрович, кстати, тот позволяет себе подобные высказывания.

– Я хочу знать, – упрямо и болезненно морща лоб, настаивал император, – Сандро, он точно это делает не намеренно… передаёт секреты английской короне?

– Ваше величество! Мужчины зачастую делятся со своими любимыми женщинами самым сокровенным. Доверяя ли, бравируя… – терпеливо и вкрадчиво молвил Ширинкин. Евгений Никифорович, произнося это, как раз заглядывал в свои бумаги и не видел, как передёрнуло Николая, который примерил эти слова на себя – он-то как раз таки почти во всём откровенен со своей Аликс.

– Далее, говорите, – нервно сглотнул самодержец.

– На следующий же день известная мадемуазель при посещении одного шляпного салона, якобы случайно, пообщается с одной из дам, которая, как выяснилось, оказывает некие услуги британскому послу.

– Не слишком ли сложная комбинация? Не достаточно ли было просто сло́ва капитана «Ермака» и уж тем более подтверждения с английского крейсера? Как там его? «Бервик».

– Если честно, я бы ещё чего-нибудь эдакого выставил, нагромоздив кучу всего, чтобы господа из Лондона окончательно запутались.

* * *

А в Лондоне, после получение диппочты, прозвучали именно эти слова (на другом языке, естественно):

– Джентльмены, мы окончательно запутались. Известно, что американцы, как и мы, многое поставили на Японию. Если кого-то интересуют цифры, я могу предоставить вам суммы займов от «Кун, Леб и компания». А не может быть такого, что пока мы ставим русским палки в колёса по мелочи, американцы провернули целую операцию, защищая свои инвестиции?