Всемирный следопыт, 1930 № 02 - [7]
Из тьмы стремительно кто-то влетает в лагерь. Прежде чем люди успевают разглядеть лошадь и человека на ней, Карасев оказывается среди них. Взмыленная лошадь стоит с вытянутой шеей, смотрит в землю стеклянными глазами и быстро-быстро дышит. Одним взглядом Карасев оценивает положение. Он бежит к остальным, и сам принимается с ожесточением рвать колючую траву. Но сейчас же вскакивает на ноги, смотрит в сторону станции, и страх появляется на его лице.
— Товарищи! — кричит он. — Огонь не должен подойти к станции! Здесь мерзлота!
Вряд ли кто-нибудь соображает, какая связь между пожаром и мерзлотой. Но, видя, что инженер бежит уже, перепрыгивая через рытвины и бревна, к станции, многие кидаются за ним…
В продолжение двух часов люди мечутся в лагере, осажденном степным пожаром. Пламя пожирает степь. Оно посылает вперед разведчиков, которые ползком по осоке подбираются к палаткам и, вдруг нащупав кучу стружек или брошенный ящик, набрасываются на добычу и глотают ее. Но они сами погибают здесь же. Рабочие нападают на них с прутьями, с мешками, с ведрами песку и воды — и побеждают. В то время как одни рвут траву и вытаптывают место перед лагерем, другие бегут навстречу огню и чуть не из самой его пасти спасают то телегу, то небрежно оставленные кем-то инструменты, то бочку с машинным маслом.
Главные силы огня подошли к лагерю, когда вокруг него была уже очищена большая площадка. Огонь приблизился не спеша, в сознании своей силы, и остановился перед лагерем, насмешливо дергаясь и извиваясь. Он обжигал на расстоянии нескольких шагов, и измученные люди с воспаленными глазами, израненными пальцами, в ободранной одежде должны были отступить. Они столпились у палатки и молча устало смотрели на огонь, медленно окружавший их. Многие в изнеможении садились на землю. Казалось, лагерь был обложен десятком костров. Некоторые из них горели высоким ярким пламенем, раскидывая искры, и слышно было, как трещит в них, погибая, осока. Другие костры только вспыхивали и на время над ними взлетали большие яблоки дыма, потом огонь погасал или, превратившись в сотню маленьких красных проворных мышат, разбегался во все стороны. Позади каждого мышонка оставался черный угольный след. Воздух был накален, входил в грудь тяжело, и его нужно было как можно скорей выдыхать, потому что он обжигал легкие.
Один рабочий отделяется и бежит к огню. Его пытаются задержать, но видят, что он бежит к большой связке веревок, которая вот-вот должна загореться. Прикрыв лицо рукой, рабочий хватает веревку и оттаскивает ее прочь. На нем загорается рубаха. Он падает на землю. Подбежавшие товарищи быстро накидывают на него брезент.
Откуда-то из огня выскакивает ослепший тарбаган[1]с опаленной шерстью. Он кидается прямо под ноги людям, потом налетает на палатку, швыряется в сторону и, обезумев от страха, бежит стремглав обратно в огонь.
Пламя пыталось было перепрыгнуть к палаткам, но вдруг задымило, зачадило и медленно-медленно поползло в сторону. Оно прошло совсем близко от насосной станции, шумно проглотив по пути кучу мусора, собралось было обойти лагерь с другой стороны, но, подталкиваемое ветром, потянулось в падь. Там оно, точно заметив впереди новую добычу, сорвалось с места и с необыкновенной быстротой скрылось за сопками.
Некоторое время по степи вспыхивали его отблески, и казалось — где-то очень далеко шла артиллерийская стрельба, звуки которой сюда не долетали. Потом стало совсем тихо. Люди кашляли и плакали от дыма. Некотрые молча расходились по палаткам. Кто-то закуривал.
Карасев вытирал платком потное лицо, и платок становился черным от сажи.
— Это хорошо, товарищи, что мы отстояли станцию, — спокойно заговорил инженер. Сегодня я убедился, что в нашем районе есть вечная мерзлота. От такого пожара она могла оттаять на значительную глубину. Размякшая земля вряд ли выдержала бы тогда тяжесть станции…
IX. Кто виновник?
Когда наутро жители лагеря выходили из палаток, они останавливались пораженные. Степь была совершенно черна. Лишь кое-где остались жалкие островки невыгоревшей травы. От пепелища веяло тяжестью и неподвижностью трупа. Карасеву казалось, что он попал на другую планету, где нет никакой жизни, где сама земля рождается черной, перегоревшей. Обугленная страна! Непривычно обнаженные берега, черное озеро, Вершины сопок освещены солнцем. Они кажутся вымазанными дегтем и блестят жирным липким блеском.
Инженер шел, щупая носком сапога то, что прежде было травой. Теперь почва в степи состояла из тонких черных стружек, мелких угольков и пепла, целых груд серого пепла, взлетавшего тучами при малейшем движении воздуха. Пепел собрался в длинные ломаные груды, они катились по степи, как волны, взбирались на сопки и курились на их вершинах. Пеплом же были покрыты палатки, все вещи в лагере, лица и одежда людей. Степь стала мягкой; под ногами неприятно скрипели угли.
Карасев медленно подошел к заимке Максима. Первый раз инженер остановился в нескольких десятках шагов от лагеря. Он пощупал ногой землю. Да, та же коварная упругость, что он наблюдал вчера у корейца. И причина, конечно, та же: оттаявшая мерзлота. Здесь пожар растопил ее. Идя дальше, инженер часто останавливался и во многих местах снова обнаруживал все ту же странную каучуковую податливость почвы.
