Всемирный следопыт, 1929 № 11 - [19]
XIII. На осадном положении.
После утомительного путешествия, добравшись наконец до фактории Дьи, траппер свалился кулем на постель и заснул мертвым, плоским, без образов и красок сном. Не только измученный физически, но и опустошенный нравственно, он проспал весь остаток дня и всю ночь. Лишь утром второго после бегства из Новоархангельска дня он проснулся, с удивлением глядя на бревенчатый потолок фактории.
И память услужливо восстановила прошлое, ту пестрейшую вереницу событий, которыми были полны эти дни. Вспомнилась Аленушка, какой он видел ее в последний раз через окно, — внимательно слушающая вкрадчивую опасную речь маркиза. Но образ белой женщины тотчас же заслонила женщина краснокожая — Айвика. Он легко вообразил ее черные косы, тяжело свисающие по обеим сторонам лица, и вечно дымящуюся носогрейку, которую она потягивала с уморительно серьезным видом.
«Бедная маленькая Айвика! — заворочался беспокойно в кровати Погорелко. — Где она теперь? Жива ли? Когда же я получу весть о ней? Сукачев обещал, что при первом успехе его новоархангельские друзья дадут знать в Дьи. Но хватит ли сил ждать»?
А затем мысль перешла на бегство из аляскинской столицы. Спешная погрузка умиака. Боязливые взгляды в сторону города, откуда каждую минуту могла появиться погоня. Золото было оставлено до лучших дней в лесах горы Сан-Хасинто: переноска и погрузка его отняли бы очень много времени. Они взяли с собой на всякий случай лишь несколько фунтов золотого песку, пересыпав его в удобные для переноски ящики из недубленой воловьей кожи с плетеными ручками. А затем плавание на умиаке. Они умышленно пошли каналом Опасности, проливом на севере от острова Баранова, известным сильными и опасными течениями. Даже паровое судно, посланное за ними вдогонку, не решилось бы итти каналом Опасности: запутанные мощные течения сбили бы его с курса и выбросили бы на берег. Лишь местные жители-индейцы смогли бы провести здесь судно, и то не большой пароход, а верткий гребной умиак.
Но все это в прошлом. А что в будущем? Неужели только ждать, ждать и еще раз ждать вестей из Новоархангельска? Да ведь от этого можно с ума сойти…
На лестнице послышались торопливые шаги заставного капитана, и вскоре он вбежал в комнату, возбужденно размахивая старинной длинной зрительной трубой.
— Спите еще, милейший мой? А к нам гости пожаловали! — крикнул Македон Иваныч.
— Какие гости? — опешил траппер.
— Да вы взгляните-ка в окно, на бухту.
Погорелко подбежал к окну и тотчас же увидел бугшприт какого-то судна, так близко уже подошедшего, что издали казалось, будто блиндзейль его цепляется за могильные кресты, стоявшие на берегу. Всмотревшись внимательнее, траппер узнал характерные тонкие мачты и высокие борта «Белого Медведя».
— Догадался-таки чортов кэптен, где нас искать! — выругался Погорелко. — Словно собака след чует.
— Я его полчаса назад еще заметил, — сказал Сукачев. — Как увидел в море парус, так у меня сердце и ёкнуло. Взглянул в трубку — он.
— Что же будем делать? — спросил озабоченно Погорелко.
— Мы сначала поглядим, что они будут делать, — ответил заставный капитан. — Может быть старость подлила уже в мой мозг воды, как говорят индейцы,
а по-русски молвить — из ума я выжил, но только не понимаю, чего ради они сюда приперлись. Не дураки ведь они, должны понять, что золото мы не успели из Новоархангельска вывезти, Айвика же в их руках. Какого же им еще рожна нужно? Не наши же забубенные головушки им понадобились в самом деле. Ну, да ладно, поживем — увидим. Вы одевайтесь да выходите на улицу. А я побегу ворота от незваных гостей запру.
Выбежав на двор, Погорелко увидел, что Сукачев с деловым видом осматривает укрепления фактории, возведенные на случай восстания краснокожих. А укреплена фактория была действительно основательно и с наличием небольшого даже гарнизона могла бы выдержать серьезную осаду. Построенная по принципу блокгауза, она была обнесена высоким бревенчатым палисадом, внутри которого и находились жилой дом, склады мехов, провизионные магазеи и прочие постройки. В палисаде, на половине высоты были прорезаны длинные узкие бойницы для ружей.
— Чем не аул Ахты? — весело крикнул трапперу Сукачев. — Пусть-ка янки сунутся — начнут лбами землю доставать.
— Укреплено неплохо, — ответил траппер, — да что толку-то? Не можем мы пятеро — вы, я да трое сторожей-индейцев — отсиживаться здесь неопределенное время, отбивая атаки вдесятеро сильнейшего врага.
— Положим не пятеро, а только двое — рассмеялся Македон Иваныч. — У индейцев-то я сейчас же ружья отберу. Потому что, если янки догадаются их подкупить, то эти ребята нам же в спину стрелять начнут. А почему бы нам и двоим не отсиживаться? Провизии вдоволь, патронов тоже. Эва, удивили — вдесятеро больше! Мы на Кавказе один на двадцать ходили, вот как-с, милейший мой!
Траппер с восхищением смотрел на своего старого учителя.
— Вы, Македон Иваныч, надеюсь, не подумали, что я испугался. Мне просто показалось, что вы не учитываете сил врага. А с вами я и на сотню американцев пойду. Я ведь не забыл, что в эту опасную историю вы ввязываетесь исключительно из-за меня.
