Всемирный следопыт, 1929 № 09 - [19]
Началась упорная слежка.
Шли недели. Ежедневно губернатор нетерпеливо выслушивал доклады и досадливо махал рукой:
— Что вы меня кормите обещаниями! Дайте конкретный результат вашей работы.
Филипс краснел, бледнел, но молчал.
Однажды губернатор после обычного, доклада, в котором Филипс как обычно утешал его «верными следами», сказал с нескрываемой насмешкой:
— Куда девалась ваша энергия? Похоже, что вы сильно устали. Я думаю, вам будет полезен перевод на более легкую работу.
Филипс великолепно понял смысл этих слов. Губернатор предупреждал, что дальнейшее пребывание Филипса на почетном и прибыльном месте начальника полиции всецело зависит от раскрытия этой проклятой организации.
И вечером Филипс с тоской выпытывал у агента-индуса:
— Значит, никаких следов? Плохо. Может быть ты замечал какие-нибудь собрания? Нет? Плохо…
Однажды агент пришел к Филипсу в неурочное время, прошел прямо в кабинет и сказал коротко:
— Нашел.
Филипс вскочил с кресла и запер двери. С час он беседовал с агентом. Потом индус ушел, и Филипс пробежал пальцами по клавиатуре звонков во все отделения своей канцелярии. Звонки были настойчивы и требовали от помощников немедленной явки. Все собрались тотчас же, и Филипс, стараясь казаться спокойным, сообщил:
— Нити в наших руках, господа!
Приказ: «К девяти всем быть в канцелярии с оружием; экспедицией руководит сам Филипс». Ответ: «Будет сделано, сэр…»
К девяти все были в сборе. В десять выступили. В одиннадцать подошли к загородному саду. Но в самый решительный момент, когда, казалось, все дело было в шляпе, из глубины сада вдруг послышался резкий предупреждающий свист. Филипс вздрогнул, хрипло крикнул:
— Вперед!
Сад наполнился криками и треском револьверных выстрелов. Но ночь выдалась темная, сад был густой, а стрелять наудачу полицейские не решались из опасения перебить своих. Когда все утихло, Филипс мог созерцать свою жалкую добычу: трое были захвачены живьем, один убит и один ранен. Раненый хрипел, изо рта у него текла струйка крови; ясно было, что он не доживет до утра.
Но Филипс сделал вид, что он очень доволен результатами своего похода, и громко сказал, указывая на арестованных:
— Главари ликвидированы.
И хотя все знали, что это не так, что арестованные — мальчики лет по двадцати — не могут быть главарями, но тоже сделали веселые лица и начали поздравлять Филипса. Этот самообман был выгоден всем.
В эту ночь напрасно ждал Шашибушан сына. Думал, что подвернулась спешная работа, что к утру придет Анукуль, но встал мутный, зеленый рассвет, а Анукуля все не было. Шашибушан пошел в порт. И там торопливо (нельзя долго отрываться от работы) высокий худой грузчик сказал ему, что Анукуль больше не будет работать в порту, потому что он вздумал бунтовать и его поймали.
Шашибушан остолбенел. Анукуль? Бунтовать? Не может этого быть!.. Но все торопились, бежали, и никто не хотел рассказать ему подробно о сыне. Тогда Шашибушан решил найти Анукуля, расспросить его и выяснить эту чудовищную ошибку. Шашибушан знал, где надо искать его: низко опустив голову, он шел прямо к тюрьме. Старика прогнали от ворот, он подошел опять, и снова его отогнали. Тогда Шашибушан вернулся в порт и, дождавшись конца работы, повел двух грузчиков в харчевню и там узнал от них, что ошибки здесь не было, что Анукуль действительно бунтовал, что проклятые полицейские поймали его и теперь, наверное, убьют. Шашибушан вздрагивал и в муке кривил сморщенное лицо, но как ни старался разуверить себя, ужасная мысль в его мозгу все росла, крепла и превращалась в уверенность: «Анукуля убьют»…
На другой день Шашибушан опять пошел к тюрьме. И опять его не пустили, сказав, что Анукуля сейчас судят. И еще ему сказали, что он напрасно бьет свои старые ноги, потому что по закону человек, глядящий в лицо смерти, не должен видеться ни с кем. Шашибушан выслушал, кивая головой, и тусклым, безжизненным голосом попросил у привратника разрешения посидеть у ворот тюрьмы до конца суда.
— Хоть до вечера сиди, — ответил привратник.
Шашибушан сел прямо на землю на самом солнцепеке и застыл, уронив на грудь седую голову. Он не умел плакать, но сейчас не мог сдержать слез, и они крупным жемчугом прыгали по его бороде. Ломая пальцы, со смертной тоской глядел он на тюрьму. И такими страдальческими были его глаза, что проходивший мимо незнакомый индус тихо сказал своему спутнику:
— Это отец арестанта. И, наверное, сын приговорен к смерти.
Наконец ворота тюрьмы распахнулись, и оттуда, окруженный облаком накаленной белой пыли и бензинной вони, вылетел автомобиль. В нем сидели три офицера. Автомобиль исчез. Привратник безжалостно и привычно сказал Шашибушану, что эти три офицера только что кончили судить бунтовщиков и приговорили всех троих — Хуркумара, Нибарона и Анукуля — к смерти…
Привратник запер ворота и захлопнул окошечко. Шашибушан бегом бросился к губернатору. Он знал, что это всесильный человек. Дорогой Шашибушан потерял одну туфлю, но не остановился поднять ее. Заплаканный и запыхавшийся, он подбежал к калитке губернаторского дома, но его остановил часовой. Он преградил Шашибушану штыком дорогу и спросил:
