Всемирный следопыт, 1929 № 06 - [24]
Резидент, тучный старик с седыми бакенбардами и красным львиным лицом, сидел в своей роскошной, отделанной мрамором столовой за столом, усыпанным цветами и сверкающим хрусталем и серебром. Против него сидел его гость, начальник колониальных войск, тощий, рыжеватый, с лихо закрученными усами и тускло голубыми глазами навыкате. Они только что кончили изысканный и сытный обед, представлявший странную смесь экзотических и голландских блюд, и наслаждались дружеской беседой за трубкой крепкого ароматичного табаку. Перед ними в бокалах пенилось янтарное вино. Смуглолицые слуги неслышными тенями скользили по комнате.
— Слыхали ли вы о даланге Рави? — спросил между двумя затяжками резидент своего приятеля.
— Еще бы не слыхать! Мне о нем все уши прожужжали. Можно сказать, местная знаменитость. Повидимому талантливая бестия.
— О нем ходят такие странные слухи. Конечно, это только базарные сплетни, но не мешало бы прислушаться к ним. Они волнуют туземцев. Говорят, туземцы собираются по вечерам в доме «держателя богов», который произносит им речи о свободе. Не дошло бы дело до бунта! Следовало бы положить конец этим собраниям. Кто знает, быть может за спиной этого даланга стоит какой-нибудь большевик, присланный на Яву для пропаганды. Агитация этих проклятых коммунистов начинает принимать угрожающие размеры.
— Я не думаю этого, — возразил начальник войск. — Эти «держатели богов» совершенно неспособны разбираться в политике. Они слепые фанатики и до такой степени сживаются с прошлым, со всякими легендами и мифами, что теряют всякое представление о настоящем. Своего рода маниаки.
— Да, но маниаки опасные. Буйное помешательство! — пропыхтел резидент, еле видимый за сизой колеблющейся завесой дыма. — Запретить мистерии вайанга, и дело с концом!
— Это было бы неосторожно, — заметил начальник войск. — Последовал бы взрыв народного негодования. Предоставим малайцам тешиться на свой лад. конечно необходимо установить слежку за этим далангом — уж чересчур он популярен. Но ничего страшного нет, поверьте мне, я хорошо знаю туземцев. Они получили славный урок во время последнего восстания и теперь поджали хвосты. Малайцы тупы, трусливы, инертны и не способны на организованное выступление. Низшая раса! Давайте-ка выпьем еще бокальчик за здоровье ее величества королевы и за процветание нашей родины.
Долго за полночь звенели бокалы в мраморной столовой, и из граненых графинов лилось старое вино, густое и жгучее, как кровь яванцев.
V. Мистерия свободы
Дзинь, дзинь!.. там, там!.. — Просачиваясь сквозь густую листву деревьев, журчащим ручейком, неглубоким, но нежным, как сердце малайца, льются томительно грустные звуки. Это гамеланг исполняет мелодию яванского Нового года.
В этот день рано утром все служащие у белых господ малайцы собрались в светлых, окруженных колоннадой залах; они принесли своим хозяевам новогодние подарки— фрукты и туземные сладости, взамен чего получили небольшие денежные подачки, а затем их отпустили гулять на весь день.
Первые часы Нового года туземные женщины проводят за варкой пищи и стиркой; мужчины праздно шатаются по улице, жуют бетель, пьют мутный сироп и болтают о пустяках. После обеда в каждом туземном квартале, в каждой деревушке устраиваются разного рода состязания и игры, и все они сопровождаются игрой гамеланга. Весь день до поздней ночи льются своеобразные мелодичные звуки малайских инструментов. Как отдаленный гром несется рокот барабанов, как серебристое журчание фонтанов звенят колокольчики; монотонная как осенний дождь льется мелодия, вызывая видения минувших веков…
В деревне, где жил Рави, из года в год происходили бои козлов и петухов, затем устраивалась процессия масок, и все заканчивалось представлением марионеток, происходившим не в доме держателя богов (который был слишком мал для этого), а в открытом поле на окраине деревни.
Рави дрожал от волнения. Наступил решительный час. Словно полководец перед началом, битвы оглядел он своих кукол. Они лежали рядами на красной крыше ларца и смотрели на даланга длинными золотыми глазами. Традиционная усмешка змеила блеклые рты.
Но вот его взгляд остановился на прекрасноликой Сите, героине «Рамаяны». И странно: ему показалось, что трепет румянца пробежал по щекам царевны. Колыхнулись тени ресниц, и черной молнией любви полыхнула бездна очей… Рави схватился за сердце. Да, это она, танцовщица-дэва, навеки пленившая его при дворе султана! Рави слышал, что Наруди умерла, отравленная ревнивым владыкой. И теперь она прилетела из мира теней и воплотилась в изображение Ситы, чтобы помочь Рави упоить яванцев пряным вином свободы… Рави рухнул на колени и запекшимися губами коснулся края шелковистого платья Ситы-Наруди.
Но пора начать. Давно уже колдуют над толпой буйные влекущие голоса гамеланга. Мелодии рождаются и умирают. Звуки ткут радужные сети Майи (иллюзии).
Рави встает. Он весь — огненный порыв. Властными уверенными жестами приводит он в движение своих героев. На сцене — знаменитое поле Курук-шетры. На переднем плане — группа славных воинов Панду. Во главе их — молодой герой Арджуна. Рядом с ним на колеснице стоит Кришна, воплощение бога Вишну. Он правит конями Арджуны. Вдали силуэты врагов — Куру, поработителей великого города Гастинапура, власть над которым оспаривает у них Кришна. Герой колеблется принять бой, с ужасом помышляя о том, сколько крови ему предстоит пролить. Кришна ободряет Арджуну: его священный долг поразить дерзких Куру, завладеть Гастинапуром и обеспечить народу мирную счастливую жизнь. Богами на небесах уже предрешена победа Арджуны. Он должен выполнить веления рока. На его стороне будут биться с Куру рати богов и отошедших в вечность героев.
