Всемирный следопыт, 1927 № 10 - [21]

* * *

После оказания первой помощи спасенным, Бийн поднялся на капитанский мостик. Он был в очень приподнятом настроении духа. Похоже было на то, что все его новые пассажиры скоро совершенно оправятся от перенесенных ими потрясений. По крайней мере, капитан мог на это надеяться — он сделал все, что было в его силах.

А ведь Робертсон возражал тогда. Если бы Робертсон был на месте Бийна капитаном «Зундерланда», то корабль, несомненно, был бы теперь далеко на севере и сделал бы уже значительную часть своего рейса на Занзибар. Но уже из простой гуманности Бийн, конечно, не станет говорить об этом; да, он — такой человек, что скорее даст руку на отсечение, чем скажет что-нибудь подобное!.. Однако Робертсон сам заговорил на эту тему.

Он пришел на мостик несколько позднее Бийна, когда ему надо было принять вахту. Он стал рядом с Бийном у перил мостика со стороны штирборта, так, что-бы их разговор не мог слышать матрос, управлявший рулем, и повел такую речь:

— Вот о чем я думаю: только благодаря вам эти бедняги и не были сгублены мною. Я положительно не верил, что тут кроется что-нибудь подобное. Я бы все забирал вперед и вперед, если бы был на вашем месте. Во всяком случае, я мешал вам, как только мог… Вот о чем я думаю.

— О! вовсе вы бы не стали это делать. Уверяю вас, что если бы вы вели корабль, то, само собой разумеется, вы поступили бы так же, как и я.

Но Робертсон далеко не был уверен в этом, потому-то он и высказал свое мнение. Правда, он и сейчас не все понимал в этой истории, но обстоятельства обернулись так, что через два дня он уже и совсем по-иному стал рассуждать.

За эти два дня спасенная ими женщина поправилась настолько, что вышла на палубу посидеть и погреться на солнышке. Как это ни странно, но она пострадала меньше всех. Может быть, это произошло оттого, что ее собратья по несчастью отдавали ей большую часть своего малого запаса воды, а, может быть, это объяснялось тем, что она все время сосредоточивала свои мысли на заботах о ребенке.

Теперь она, с ребенком на руках, сидела на палубе и рассказывала Бийну и Робертсону о том, что пережила. Затаив дыханье, слушали они ее историю.

Начала она с рассказа о том, кто она.

Она — жена инженера, приглашенного португальским правительством на работы в Лоренцо Маркез. Сама она жила перед тем в Лондоне и оттуда отправилась к мужу.

У одного из товарищей ее мужа был собственный грузовой пароход, и она решила ехать на нем. Она мало помнит свое путешествие через Средиземное море, ничего не осталось у нее в памяти и относительно Красного моря и о дальнейшем их плавании, вплоть до Индийского Океана. Погода все время была хорошая… Но вот не так давно на борту у них вдруг что-то загорелось.

— Как? У вас был пожар? — воскликнул Бийн. — А я думал, что ваш корабль наскочил на скалу!

— Нет он был уничтожен пожаром. Только что отошел от него бот, как его взорвало, и все другие боты погибли вместе с ним.

— То есть как же это? Значит, это не вы прикрепили к бакану записку, извещая о том, что с вами случилось?

Она решительно ничего не знала о бакане.

— Что же вы хотите сказать этим? Ведь слышали же вы, например, разговоры об острове, о так называемом Рыбьем острове?

Да нет же, она и об острове ничего не слышала! Они с того самого дня, как был пожар, ни разу и земли-то не видели… Их все носило и носило по морю… Воды с собой у них было так мало, и так скоро она вся вышла… До самого последнего момента их все качало на волнах…

— А какое название носил ваш корабль? — спросил Робертсон.

Корабль назывался «Феникс», а капитаном на нем был шотландец Барнс… А вот не могут ли они сказать, как ей добраться до Лоренцо Маркеза?

— Да вот в Занзибаре мы надумаем, как это устроить, — успокоил ее Бийн. — Если там не будет подходящего судна, то мы возьмем вас с собой и дальше, до какого-нибудь английского порта…. Не тревожьтесь, мадам, к вашему супругу вы приедете, — правда с некоторой задержкой. Но из Занзибара мы во всяком случае сможем послать ему каблограмму[22]).

Они оставили женщину няньчиться с ее ребенком, а сами отошли на корму.

— Никак не могу понять, — заговорил Бийн, кладя руку на перила, у которых они остановились. — Не могу понять— и все тут! Ведь я был в полной уверенности, что мы спасли людей с «Порпойза». Что все это означает?

— Совершенно непонятно, — отозвался Робертсон. — Одно лишь можно сказать: свое дело мы сделали. Но уж теперь возвращаться и итти искать этот самый «Порпойз» — решительно никакого смысла нет. На карте ничего не обозначено, кроме острова Фрэнсиса, в том направлении, которое указывается в записке. Тут понадобится целый месяц двум кораблям гоняться за ними взад да вперед, и то едва ли будут какие-нибудь шансы набрести на них…

— Да, — сказал капитан Бийн, — как бы то ни было, а это — «Феникс». Но ведь как я был убежден, что мы спасли именно тех людей!.. И оказывается — совсем не их…

Он повернулся, пошел куда-то в сторону и с того момента уже ни разу не заговаривал об этом происшествии.

По счастью, в Занзибаре они застали пароход, который смог захватить их пассажирку, чтобы доставить ее в Лоренцо Маркез. Вернувшись в Лондон, Бийн рассказал в торговой конторе историю о «Порпойзе» и передал туда в копии ту бумагу с записью, что была снята с бакана. Подлинник ему разрешили оставить у себя.