Всемирный следопыт, 1927 № 05 - [30]

— Да, но в таком случае вы тем более должны спешить, чтобы помешать дальнейшим преступлениям подобного рода…

— Друзья мои!.. — Ястроу неожиданно вырвался из спокойной линии своего повествования, как из-под прикрытия. — Никогда, никогда еще не посещало меня сознание ответственности более страшной, чем та, которую налагает на нас знание. Какое знание было в данном случае у Де-Боди? Точная, филигранная, бездушная работа, или гениальная интуиция со случайным выбором в сторону, быть может, еще не достаточно оправданного практического приложения? Кто может решить? И поймете ли вы меня, мои друзья, — Ястроу весь дрожал, — если я вам признаюсь, что спор, разгоревшийся между мною и Де-Боди… нет, вы должны меня понять!.. Я просил, я требовал от него немедленного опубликования его работ. Я умолял не откладывать ни на один момент их практическое приложение. Но в холодной отповеди, которую я получил, чувствовалась не косность ученого… Нет, гораздо хуже, — презрение к людям, ненависть к человечеству!

В тот момент, когда я стоял перед ним на коленях, — да, так далеко зашло дело, — на коленях перед этим чудовищем, в этот момент вошел кто-то. По-видимому, его ассистент. О чем-то доложил… Де-Боди быстро вышел в соседнюю комнату, совершенно темную. Я, крадучись, последовал за ним, но разглядеть ничего не мог. Ассистент топотом сообщал профессору, что могила разрыта, гроб доставлен в лабораторию и проделаны все подготовительные манипуляции. Теперь я уже видел… Гроб лежал там в комнате, раскрытый… Девушка, почти девочка… бледная, как воск, с золотыми искрами волос, рот судорожно сжат, веки подняты, а в глазах такой упрек, такой упрек… Я не знаю, что они делали с ней, но безмолвный отчаянный упрек стоял в широко открытом, едва пробудившемся к сознанию взгляде… Я не помнил себя… и бросился на Де-Боди…

— Успокойтесь, друзья! — крикнул Ястроу повелительно студентам, которые с каждым шагом приближавшейся к безумию повести, испуганные, начинавшие что-то подозревать, тесным кольцом окружили письменный стол. — Успокойтесь, вы! Де-Боди отомстил за свою смерть. В завещании его стояло: «Сжечь мой прах в крематории».

Я не мог помешать осуществлению этого условия. Де-Боди стал горстью пепла… Его не воскресит никакое искусство. Все его знания ушли вслед за ним. А его рукописи… кто возьмется расшифровать их!

Ястроу вытащил из рукава синей одежды сверток из лоскутьев бумаги, старых газет, бумажных пакетиков — и бросил все это на письменный стол…

В приемную вошел рыжебородый широкий доцент Геберлейн.

— Прошу извинить мое… Эй, Клас, а вы опять вырвались? Чего вам здесь нехватает? — Он напустился на побледневшего профессора Ястроу, который тем не менее не отступал от стола. — Он, конечно, много вам тут наболтал, господа? Где этот инспектор Ротткэй? Вечно он пропадает!..

Геберлейн с сердцем позвонил.

— Пациент выдает себя часто за профессора Ястроу, нашего ординатора, или за профессора Де-Боди. К тому же пациент никогда не был во Франции, — это бывший атташе здешнего посольства. Вы слышали, вероятно, о самоубийстве танцовщицы Дианы Хиамс?.. Это была его возлюбленная. Отсюда и все эти похоронные фантазии… Ну, Ротткэй, наконец-то вы здесь! Ставлю вам на вид — Клас разгуливает по коридорам и надоедает посетителям… Господа, мы начинаем обход. Один интересный случай вы уже видели…

Пока гости собирались, инспектор Ротткэй направился к Класу.

— Мои папиросы? — спохватился вдруг Геберлейн. Сильным толчком инспектор Ротткэй выбил из рук пациента коробку. Ястроу-Клас до сих пор сохранял еще достоинство, но это грубое движение сразу изменило его. Животный страх отразился в его глазах. И он сразу стал маленьким, незаметным…

ЧЕРНЫЙ КОТ

Юмористический рассказ В. В. Джекобса[7]

Рисунки худ. В. Голицына

— Я не хотел его брать с собой, — сказал шкипер Гобсон, недоброжелательно глядя на попугая в клетке, висевшей на бизань-мачте. — И не взял бы, но мой старый дядюшка уговорил меня. Он надеется, что морское путешествие восстановит здоровье попугая.

— Ну, теперь он, как будто, чувствует себя великолепно, — проговорил помощник, нежно посасывая указательный палец, — он в прекрасном расположении духа, сказал бы я.

— Он — забавен, — согласился шкипер. — Старик думает, что это очень редкий экземпляр. На корму я часто заходить не буду, так вы уж последите за этим прощалыгой.

— Почешите Поля! — проговорил попугай. — Почешите бедного Поля!

Он наклонил голову к железным прутьям и терпеливо ждал, когда последует то, что он считал самым совершенным из всех изведанных им наслаждений. Впервые это удовольствие ему показалось сомнительным, когда к нему подошел помощник и услужливо почесал его мундштуком трубки. Такой прием был совершенно непредвиден, и попугай, нахохлившись, стал осторожно отодвигаться на жердочке и мрачно уселся на ее другом конце.

Веское соображение, — и его разделяли все, — предрекало печальную участь новому пассажиру: дикая ревность, разрывающая сердце пароходного кота, рано или поздно приведет к несчастью.

— Старый Сатана не любит его, — заявил кок качая головой. — Эта проклятая птица не успела пробыть на борту и десяти минут, как Сатана уже начал похаживать вокруг нее. Разноцветная штучка подождала, пока он приблизился к подножью клетки, а потом, поклонившись, вежливо спросила: не хочет ли он стаканчик пива? Я никогда в жизни своей не видел, чтобы кот так шарахался! Никогда!