Всемирный следопыт, 1926 № 11 - [2]
Автомобили, такси, автобусы, развивая безумную скорость, неслись лавиной по улицам. Видно было, как шофферы терзали ручки и пузыри рожков и сирен. Но, не слыша этих предостерегающих звуков, люди сами лезли под колеса.
Волоча по земле громадную тень, мелькнул на высоте четвертого этажа поезд надземной железной дороги и вдруг круто остановился, видимо, от прекращения тока, повиснув безжизненной громадой над обезумевшей улицей. Пассажиры, с искаженными ужасом лицами, метались по вагонам, ища способ выбраться из этой воздушной западни.
А стрелки автоматических часов на углу улицы попрежнему равнодушно и безучастно скользили по циферблату, отмечая уходящие минуты и часы.
Джим и Джефф, потрясенные, подавленные, забыли обо всем. Им порой казалось, что они смотрят в кино страшный, кошмарный фильм, так как все это происходило, в полнейшей, идеальнейшей тишине.
Когда стрелки часов слились в одну на цифре «12», Джим пришел в себя и сообразил, что безопаснее было бы сидеть сейчас дома. На листке, вырванном из блок-нота, он написал своему товарищу:
— С меня довольно. Толпа, кажется, редеет. Попробую пробраться домой.
Пожав друг другу руку, они выскользнули из ниши на тротуар…
Ввалившись в свою комнату, Джим раскрыл свою записную книжку и дрожащими руками на одном из листков ее написал:
«14 октября. Около восьми часов утра весь Нью-Йорк оглох. Никто не слышит ни единого звука. Кто или что причиной этого, не знаю. В городе страшная паника. Пишу это по долгу цивилизованного человека, так как неизвестно, что произойдет дальше с нашим городом и всеми нами»…
III. Синг-Синг действует, конгресс действует…
Воровато приползли сумерки и серой мутью залегли на улицах и площадях Нью-Йорка. А за ними глухая осенняя ночь окутала замолкший гигант-город.
Но паника не стихла, а, наоборот, разрасталась с быстротой степного пожара. Еще днем в ужасе разбежались из всех нью-йоркских магазинов, контор, банков, учреждений, фабрик и заводов служащие и рабочие.
Замерла почта, телеграф, остановились железные дороги, прекратили работу городской водопровод и никому ненужная теперь телефонная станция. Электро-станции, питавшие Нью-Йорк электрической энергией, также были панически брошены инженерами и рабочими. Остановились все трамваи и автобусы, застряли на полпути в темных тоннелях поезда подземных железных дорог, повисли на двадцатиметровой высоте надземные… Благодаря остановке электро-станций, тьму ночи не прорезали уже миллионы огней, и оглохший, ослепший Нью-Йорк забился в еще более страшной, судорожной панике…
Ожидая вслед за глухотой новых страшных напастей, может быть, полного уничтожения всего города, нью-йоркцы бросились к вокзалам. Увидав там холодные, потухшие паровозы, застрявшие на путях составы, безлюдные перроны, пустые депо, кассы, бюро, — все брошенное в панической спешке, — толпы ринулись обратно в город.
И тогда-то началось великое бегство нью-йоркцев.
Бежали на уходивших спешно из нью-йоркского порта пароходах, на моторных и гребных лодках, на гоночных яхтах, на грязных буксирах и даже полицейских катерах. Вся эта масса судов устремилась разом к выходу из гавани, в результате чего наиболее слабые и наименее увертливые суда с пробитыми бортами ныряли на дно.
По суше нью-йоркцы удирали на автомобилях, мотоциклетах, велосипедах, даже на лошадях, выкраденных из манежей и спортивных клубов.
Одна мысль, одно желание было у каждого мало-мальски состоятельного нью-йоркца: как угодно, на чем угодно, за сколько угодно, но уехать из оглохшего города.
Дворцы аристократической Пятой Авеню опустели моментально. Архи-миллиардеры, миллиардеры и просто миллионеры с семьями погрузились на мощные автомобили и потянулись к заставам.
Но на окраинах их остановили баррикады, сложенные городской беднотой и рабочими. Пикеты потребовали:
— Коли погибать, так и вам вместе с нами. Завертывайте назад.
Нефтяные, угольные, мясные, стальные и прочие короли попробовали было револьверными выстрелами прочистить себе дорогу. Однако, увидя кое-где своих собратьев, болтающихся в петлях на фонарных столбах, богачи поняли, что шутки с голытьбой плохи, и, нехотя, медленно повернули обратно к своим дворцам. А ночью, все же обманув рабочие кварталы, улетели из Нью-Йорка на аэропланах…
Ночью же взбунтовалась тюрьма Синг-Синг. Перепуганная стража оказала очень слабое сопротивление, и, разбив двери камер, толпы бандитов, воров, убийц выплеснулись на улицы.
По всему городу начались дерзкие открытые грабежи и разбои. С откровенной наглостью делались налеты на банки, магазины, богатые дома. Половина полиции в страхе разбежалась, а работу оставшихся полицейских затрудняла эта загадочная глухота.
В разных концах города вспыхнули пожары, носившие явные следы умышленных поджогов. Загорелись портовые пакгаузы, таможня, казначейство, фабричные склады, ратуша, музеи и дворцы некоторых финансовых магнатов. Пожарные пытались было бороться с огнем, но, видя свое бессилие перед ежеминутно вспыхивавшими все новыми и новыми пожарами, кончили тем, что, бросив свои обозы, тоже разбежались…
