Всемирный следопыт, 1926 № 10 - [13]

Приближалась новая остановка в Танане, но жители этого местечка, во-время оповещенные о том, что им надо приготовить упряжку для следующего этапа, все еще не могли найти никого, кто бы в такую страшную вьюгу согласился сделать этот переезд, считающийся одним из самых тяжелых. Дорога здесь все время идет по извилистой, загроможденной глыбами льда реке Танане, и ехать по ней ночью, притом в снежную бурю, никто не решался.

Это узнала юная индианка Такетлана, жена Соломона Баско, уроженца Тананы. смелого молодого охотника. Самого его не было в это время в деревне, но Такетлана, узнав, в чем дело, тотчас побежала по смутно белевшей в темноте дороге, не обращая внимания на страшную вьюгу, которая слепила ей глаза и валила с ног.

Она нашла Соломона под горой, на берегу извилистой реки, где он ставил капканы на лисиц. Выслушав жену, он поспешно сложил снасти, быстро направился к деревне, и, когда, два часа спустя, к почтовой станции Тананы под'ехали сани с полузастывшим от холода Дудней Колландом, Соломон Баско был уже готов к дальнейшему перегону.

— И ты думаешь добраться до следующей станции, приятель, в такую темь и вьюгу? — взволнованным тоном спросил его один из толпившихся около Соломона жителей Тананы.

— Я не люблю, когда люди хворают, — лаконически ответил молодой индеец, — и я помогу доставить все, что им там нужно.

Закутав как можно тщательнее драгоценную посылку и простившись с женой, которая провожала его, бледная и серьезная, отважный индеец выехал из деревни, спустился к реке и стал медленно перебираться на другой берег. Родившись и выросши в окрестностях Тананы, Соломон великолепно знал все извилины, все опасные места неверной реки, но знал в то же время, каким гибельным может быть каждый недостаточно обдуманный шаг, каждое неправильно взятое направление. Одно неверное движение, — и ноги ездока попадут в ледяную воду, местами чуть только прикрытую тонким слоем льда, а воды, как известно, туземцы боятся больше всего, так как на крайнем

Севере достаточно даже слегка промочить ноги, чтобы неминуемо жестоко отморозить их.

Вот почему Соломон Баско так осторожно переезжал реку, с таким напряженным вниманием всматривался дальнозоркими глазами охотника в каждую впадину, в каждую трещину на льду.

Но вот коварная река уже позади, и сани мчатся по унылой снежной равнине. Нигде ни признака жизни; повсюду глубокий снег, и нет никаких преград снежной буре, которая бушует здесь с ужасающей силой.

Жители местечка Келланда, куда он должен был доставить посылку, ни одной минуты не сомневались в том, что, пока не прекратится снежная буря, свирепствовавшая в долине реки Тананы уже третий день подряд, никто не решится сделать эту трудную часть пути, и их изумлению не было границ, когда у в'езда в деревню показался поезд Соломона. С радостными криками они подбежали к нему, помогли молодому индейцу выйти из саней, — он окоченел и. еле держался на ногах, — и, взяв посылку, передали ее эскимосу Пэт-Ольсону, слава о котором, как об одном из искуснейших и неустрашимых ездоков на собаках, гремела по всей округе.

На долю Ольсона пришлась самая гористая часть пути, от Уонал-Колика до Исааковской вершины, где опасные спуски и непролазные снежные сугробы чередуются на протяжении всех пятидесяти миль. В зимнюю пору эта дорога считается одной из наиболее опасных во всей северной Аляске. Но со свойственной ему смелостью эскимос поборол все препятствия и в назначенный по расписанию час доставил посылку в Шатколик, где его сменил Леонард Сепалла.

От Шатколика, лежащего в ста шестидесяти пяти милях от Нома, начинается сплошное царство пловучих льдов, которые покрывают в зимние месяцы Берингово море и Нортонский залив. Местные власти требовали, чтобы Сепалла ехал вдоль берега, — немного более длинный, но зато гораздо менее опасный путь, — но Сепалла и слышать об этом не хотел. Полагаясь на ум и выносливость своих двадцати собак, он помчался прямо по ледяной равнине Нортонского залива, где к страшному, все усиливавшемуся вою урагана примешивался оглушительный треск сталкивавшихся пловучих льдов.

Тем временем паника в Номе все усиливалась. Ураганом было снесено большинство телеграфных столбов, и никто не знал, какая участь постигла смельчаков, вызвавшихся доставить спасительное лекарство. Эпидемия же, между тем, все развивалась. Жители городка толпились на перекрестках улиц, горячо обсуждая волновавший всех вопрос. Новые случаи заболеваний все учащались, а вакцина совсем уже приходила к концу. И вот настал, наконец, день, когда доктор Уэльс употребил в дело последнюю дозу… В самом тяжелом настроении отправился он к мэру города.

— Положение более, чем серьезное, — сказал он. — Если не удастся ликвидировать эпидемию здесь, в Номе, то она может распространиться по всей стране, и все одиннадцать тысяч жителей будут находится под угрозой смерти. Эта болезнь, опасная для белых, для эскимосов и индейцев в их условиях жизни безусловно смертельна. Необходима поголовная прививка, но если вакцина получится позже завтрашнего дня, то она будет уже бессильна остановить дальнейшее развитие заразы.