Всемирный следопыт, 1926 № 07 - [30]
Все дома широко открыты на улицу; в одних продают вареный рис, в других — рубленое мясо и плоды ореховой пальмы, которые местные жители жуют, как табак. Дальше торгуют рыболовными снастями и ситцевыми остатками. Вот самая обычная семейная картина: китаец, лежа на боку, курит опиум; рядом жена стирает белье; сынишка, присев на корточки, старательно выводит кисточкой буквы.
Одуряющий запах прогнившей рыбы висит над деревушкой и гаванью. Им пропитано все — деньги, труд, жизнь. Рыба повсюду: она тысячами сушится на джонках, заполняет до краев все трюмы, пристань. Вонючая жидкость сочится из бочек, вся земля пропитана ею.
Рыбой зарабатываются целые состояния. Поэтому джонки, возвращающиеся в Кантон после рыболовного сезона, составляют солидную приманку для пиратов, встречающихся до сих пор в Китайском море. Каждый год на обратном пути происходят жаркие битвы. Рыбаки дерутся, как львы. Они знают, что, в случае поражения, никто из них не останется в живых: пираты беспощадны и после грабежа топят всех побежденных без исключения.
На террасе, перед крепостью, посреди кустов роз и сирени, свалено в кучу около полусотни старых пушек разных систем. Это артиллерия джонок. По приезде во французские воды все лодки разоружаются и пушки свозятся на берег; по окончании улова их снова водружают на места, заряжают, и рыбаки храбро отправляются на восток.
Нельзя не улыбнуться при виде этих старых заржавевших орудий, мирно дремлющих среди цветов. А между тем одно из них уложило на месте до двадцати пиратов, готовых с саблями ринуться на абордаж.
Вечером я возвратился на судно и, стоя на палубе, следил, как туман медленно заволакивал гавань и берег. Кругом нас дремали неповоротливые джонки. Спереди у них нарисовано два огромных глаза, чтобы предохранять судно от подводных камней. Паруса из плетеной соломы безжизненно повисли на реях. Все спокойно вокруг. Тихо надвигается ночь.
На лодках зажгли фонари, и полоса света дрожит и преломляется в темной воде. Вот вспыхнули, прорезав мрак ночи, огни на деревне.
Вдруг я вздрогнул. Резкий металлический звук — звук гонга — прорезал тишину. На одной из джонок раздался этот призыв, и немедленно откликнулась соседняя, потом звук перекатился на следующую, ближе к берегу, и так далее, и вот уже над всей бухтой стоит оглушительный шум и трескотня, сопровождающие обыкновенно тропические праздники.
На берегу забегали огоньки. Они образовали правильные ряды. Звуки гонга стихли на мгновение, и напряженным слухом я уловил смутный говор и шум толпы.
Освещенная лодка отделяется от берега, другие следуют за ней, и эта странная процессия направляется к джонкам, стоящим на якоре.
Крикливый голос читает нараспев молитвы, и от времени до времени толпа отвечает ударами гонгов. Точно пение птицы, врывается звук флейты.
Пока процессия медленно развертывается, рыбаки спускают на воду маленькие пловучие фонарики, и скоро вся бухта похожа на огромный пруд, заросший красными, зелеными и синими светящимися кувшинками.
Пламенная молитва незримому богу воды.
Шествие, обойдя всю флотилию, возвращается к пристани. Огоньки сначала вытягиваются нитью по берегу, потом рассыпаются во все стороны. Голоса замирают, флейта смолкает. Теперь рыбаки могут спокойно отправиться на улов, — боги наполнят их сети.
Огромная черная масса с едва надутыми парусами медленно проплывает мимо нас. Это первая джонка отправилась в открытое море. За ней следуют другие, таинственно-темные, с потушенными огнями.
Покачиваясь на волнах, тихо гаснут один за другим пловучие фонарики… Вот осталось только два… Теперь один… Пф-ф… И этот погас, точно на него кто-то дунул.
Море погрузилось во мрак, изредка прорезываемый беглым огнем маяка. Там и сям мерцают фонари на оставшихся джонках.
Остров Кат-Ба.
Когда я под'езжал к острову Кат-Ба, еще издалека мое внимание привлекла остроконечная вершина над темной массой голых скал, и я решил остаться здесь до утра.
Бесплодные берега этого острова изрыты пещерами, где прежде скрывались пираты. Вокруг бесчисленных рифов пенится море. Кат-Ба в переводе означает «остров песков». Он населен исключительно китайцами-рыбаками. Здесь живут только два француза: таможенный чиновник, в маленькой, выкрашенной охрой крепости, в глубине залива, и радиотелеграфист, в собственном домике, на вершине горы.
Чиновник женат, и жена его спокойно разводит цветы и копается в саду. Тропическая природа перестала ее удивлять, и ежеминутные опасности уже больше ее не пугают.
Например, вчера под горой, за их домом, убили двухсаженную змею, которая только что проглотила трех маленьких ягнят. Их так и нашли целыми в ее внутренностях. Женщина, весело болтая, рассказывала мне это. Что же тут опасного? В саду так много змей, что она нередко убивает их лопатой.
Она привыкла к зверям и часто смеется над их выходками. На прошлой неделе она наблюдала из своего сада за набегом обезьян.
Как только предводитель испустил сигнальный крик, из-за каждой скалы, из-за каждого куста дождем посыпались обезьяны, и все они поскакали, понеслись к деревне. Нашествие было так неожиданно, что несколько китайцев, мирно работавших в своих садиках, растерялись. И было отчего: обезьян собралось штук восемьдесят, все одинаковой породы, с белыми хохолками на лбу; они стремительно наступали, разбившись на небольшие отряды, из которых каждый действовал самостоятельно.
