Всемирная история. Древний Рим. Эпоха великих завоеваний - [3]

Очередные изменения в Финикии произошли два столетия спустя, когда обострившаяся внутриполитическая борьба в Тире вновь погнала финикийцев за море. Вторая волна финикийского колонизационного движения в Западном Средиземноморье приходится на вторую четверть IX–VII вв. до н. э., и как раз в это время произошло основание и начало возвышения знаменитого Карфагена. Особая активность финикийцев именно в западной части бассейна Средиземного моря в этот период не случайна. Она обусловлена как богатством региона, так и политической ситуацией в Восточном Средиземноморье, где давление со стороны греков и фракийцев в Эгейском море лишило ханаанеян возможности основывать собственные колонии. Иной была ситуация на западе – здесь отсутствовали как сильные региональные государства, так и конкуренция со стороны других морских переселенцев. Финикийцы поспешили воспользоваться открывшимися перед ними возможностями.

В это время важнейшими промежуточными пунктами на пути финикийцев в Западное Средиземноморье становятся поселения на южном побережье Кипра, наиболее значимым из которых был Китий. Его можно попытаться отождествить с финикийским Картихадашти, упоминаемым в обнаруженных на острове финикийских надписях. Впрочем, это мог быть и иной кипрский город финикийцев, расположенный на месте современного Лимассола либо неподалеку от него. В любом случае именно через Кипр, согласно свидетельству Юстина, пролегал путь на Запад основательницы Карфагена тирской беглянки Элиссы и ее спутников. Отсюда же финикийцы отправлялись для основания своих западных колоний в Испании (Малака и Секси), на острове Сардиния (Нора, Сульх, Бития, Таррос, Каларис), островах Мелита (Мальта) и Гавлос (Гоцо или Годзо), расположенных между Сицилией и Африкой. На самой Сицилии финикийцы под давлением греков покинули свои прежние поселения на восточном и южном побережьях и обосновались в западной части острова. «Когда стали чаще прибывать в Сицилию морем эллины, финикийцы покинули большую часть острова, – сообщает Фукидид. – Они объединились в союз и поселились неподалеку от элимов (на помощь которых они рассчитывали), в Мотие, Солоенте и Панорме, откуда могли кратчайшим путем достичь Карфагена» (Thuc. VI, 2, 5). Более интенсивным стало освоение и северного побережья Африки, где позже Утики, но ранее основания Карфагена были образованы такие значительные финикийские колонии, как Ауза, Гиппон (Гиппона Акра), Хадрумет, Лептис и другие.

В пределах последней четверти IХ в. до н. э. произошло также основание Карфагена, в целом вписывающееся в рамки осуществлявшейся финикийцами колонизации, но в то же время имевшее важное отличие – начало этому городу положили не торговцы-колонизаторы, тесно связанные с метрополией, а политические беглецы. Приведшие к возникновению Карфагена события, если отбросить сугубо мифологическую составляющую рассказов античных авторов об Элиссе и ее бегстве, сводится к истории внутриполитической борьбы в Тире, в результате которой проигравшая группировка знати была вынуждена покинуть родину и основать новый город на ливийском побережье. Это обстоятельство определило особое положение Карфагена по сравнению со всеми остальными финикийскими колониями Западного Средиземноморья, стало залогом его политической независимости от метрополии. Связи Карфагена с Тиром были исключительно религиозными, культурными и экономическими, но не отношениями политического господства и подчинения.

Не завися от метрополии в политическом отношении, североафриканский город тем не менее признавал символическое первенство Тира. Сохранился ряд свидетельств античных авторов о тесных духовных контактах двух родственных городов. Так, Квинт Курций Руф отмечал, что «Карфаген основали тирийцы, которые и почитались там всегда как предки» (Curt. Ruf. IV, 2, 10). Геродот же свидетельствовал, что азиатские финикийцы считали карфагенян своими детьми и отказывались воевать против них вопреки приказу персидского царя Камбиса начать войну против Карфагена: «…царь приказал своим кораблям плыть на Карфаген. Финикияне, однако, отказались подчиниться царскому приказу. Они объявили, что связаны страшными клятвами и выступить в поход на своих потомков для них великое нечестие. А без финикиян корабли остальных [подвластных царю городов] не могли тягаться с карфагенянами. Так-то карфагеняне избежали персидского ига» (Herod. III, 19). Диодор Сицилийский сообщает, что карфагеняне в знак почтения подносили десятину храму Мелькарта в Тире (Diod. Sic. ХХ, 14), а Курций Руф и вовсе утверждал, что «добычей из других захваченных ими городов они украшали Карфаген не более, чем Тир» (Curt. Ruf. IV, 3, 22).

Особое географическое и политическое положение Карфагена во многом определило его дальнейшую судьбу как самостоятельной военно-политической силы. Впрочем, возвышение города в качестве ведущего центра всего Западного Средиземноморья произошло далеко не сразу. В течение по меньшей мере полутора столетий с момента основания Карфаген оставался сравнительно небольшим городом, в экономическом плане ничем не отличавшимся от остальных финикийских поселений региона. Поначалу положение города и вовсе было крайне непрочным в свете напряженных отношений с местным населением, правителям которого карфагеняне должны были платить дань за землю, где расположилось их поселение. Ярким отголоском сложившейся вскоре после основания Карфагена ситуации является продолжение легенды об Элиссе, которая якобы вынуждена была пожертвовать собой ради сохранения политической независимости города. Как сообщает Юстин, вскоре после основания города ливийский царек народа максиев (по Геродоту) или макситан (согласно Юстину) Гиарб (Иарбант или Хиарбас), прельщенный богатством процветающего торгового центра, пожелал жениться на его правительнице и тем самым заполучить власть над Карфагеном. Отказ в такой ситуации был равнозначен войне, и Элисса предпочла добровольную смерть ради спасения независимости города. «Назначив себе трехмесячный срок для исполнения этого решения, – пишет Юстин, – она приказала воздвигнуть на окраине города костер, будто для того, чтобы умилостивить тень (