Всемирная история без комплексов и стереотипов. Том 2 - [13]

Кромвель очень много сделал для укрепления королевской власти и для придания ей того характера, который в полной мере проявился в деле Анны Болейн.

Генрих VIII, с одной стороны, высоко ценил помощь госсекретаря, но, с другой, эта помощь начала его раздражать. Подобно всем низким натурам, напрочь лишенным чувства справедливости, Генрих начал считать, что он и сам мог бы справиться с такими делами, а этот заносчивый умник теперь, видите ли, цены себе не сложит…

А тут еще вот такая незадача: Джейн Сеймур умирает при родах, успев, правда, подарить своему мужу наследника престола, но все же умирает, значит, возникает проблема поиска новой королевы. И тут Кромвель выступает с предложением, которое, по его словам, является универсальным ключом к решению множества задач. Он предлагает королю жениться на немецкой принцессе Анне Клевской. Этот брак должен стать залогом прочного союза с германскими государствами и германскими протестантами, что особенно важно ввиду образования мощной антианглийской коалиции в составе двух католических держав — Франции и Испании. Для Генриха все эти премудрости были раздражающе сложны, но сама идея женитьбы на «дебелой немке» пришлась ему по вкусу.

Дабы не покупать кота в мешке, решено было отрядить на родину невесты знаменитого живописца Ганса Гольбейна (1497—1543 гг.) с поручением зафиксировать внешность Анны и предоставить портрет на суд жениха.

Но художник — не фотограф, делающий снимки на документы. Великий Гольбейн изобразил на полотне то, что он скорее почувствовал, чем увидел воочию в этом образе, и когда Генрих VIII взглянул на портрет, решение жениться созрело тут же и бесповоротно.

Вскоре невеста прибыла в Англию. Генрих галантно выехал ей навстречу, и вот в Рочестере, в тридцати милях от Лондона, они увиделись…

Первым желанием короля было тут же, собственноручно отрубить голову живописцу Гансу Гольбейну, так как невеста настолько отличалась от своего портрета, что видавший виды Генрих чуть не плакал от отчаяния и обиды.

Он заявил придворным, что никогда не женится на «этой кобыле», но потом изменил свое решение из боязни поссориться с немцами. Однако, как вскоре выяснилось, слухи об антианглийской коалиции Франции и Испании оказались сильно преувеличенными, так что, в принципе, отделаться от «кобылы» можно было достаточно просто и без особых дипломатических последствий.

Но прежде нужно было избавиться от Кромвеля. Сказано — сделано. Кромвель во мгновение ока оказывается узником Тауэра, его имущество конфисковывается, а все заслуги аннулируются ввиду открывшихся «фактов» ереси, государственной измены и прочих проявлений злокозненности.

Ему предлагается облегчить свою участь, подписав заявление о том, что король Генрих VIII неоднократно говорил в его присутствии о том, что «не исполнял своих супружеских обязанностей» по отношению к Анне Клевской, которая, исходя из этого, осталась в своем добрачном состоянии, а следовательно, не является женой короля в буквальном смысле этого слова. Несомненная ложь. Учитывая характер и наклонности Генриха VIII, просто невозможно предположить, будто он был настолько принципиален, что отказался от возможности хотя бы раз проинспектировать сексуальные способности «кобылы». Но дело не в этом.

Кромвель подписал все, что ему дали на подпись, после чего ему сообщили, что король в виде особой милости избавил его от повешения и сожжения на костре, разрешив ограничиться отсечением головы.

Вскоре его голову отсекли, а королеве объявили, что она разведена, правда, с назначением ей пенсии в 4 000 фунтов стерлингов и присвоением почетного звания «сестры короля».

А Генрих VIII незамедлительно женился на восемнадцатилетней Екатерине Говард, которая менее чем через два года после свадьбы была обезглавлена по обвинению в развратном поведении, несовместимом со званием королевы Англии.

Далее началась череда казней разного рода государственных преступников и еретиков. Парламент принял специальный билль, согласно которому осужденных католиков надлежало вешать, а вот лютеран — сжигать заживо.

Считается, что за годы правления Генриха VIII было повешено не менее 72 000 человек, только повешено, не считая сожженных заживо и обезглавленных.

Его последняя, шестая жена, Екатерина Парр, едва не угодила на эшафот за какое-то высказывание, вызвавшее неудовольствие ее кровожадного супруга.

Сам-то он себя таковым не считал.

КСТАТИ:

«Если Бог все знает и может отвратить всякого заблудшего от заблуждения, то почему он этого не делает? И почему, если Бог не отвращает от заблуждения, то грех падает не на Бога, а на человека?»

Пьетро Помпонацци

Вопрос, конечно, любопытный, но, на мой взгляд, аморальный: если человек не в состоянии удержаться от неблаговидного поступка, то пусть вся ответственность падет на его голову, а не на чью-то чужую, тем более голову Бога. С другой стороны, хорошо было бы, если бы Бог останавливал таких как Борджиа или Генрих VIII в самом начале их убийственного пути. Хорошо бы. Но, опять-таки, если многие тысячи окружающих терпят вот такое, то, может быть, так им и надо?

И вот что самое, пожалуй, печальное: все эти «многие тысячи окружающих» совершенно одинаковы в своих проявлениях независимо от времени, страны, религии и любых других условий. Вот они-то и создают тот вакуум, который непременно заполняется деспотами, а потом они страдают от беспредела власти, ненавидят ее, воспевают подвиги сопротивляющихся ей бандитов типа Робин Гуда или Стеньки Разина, с нетерпением ждут избавителя, который приходит только лишь затем, чтобы занять место предыдущего деспота, да так занять, чтобы эти «многие тысячи» с теплым чувством вспоминали о не таком уж плохом былом…