Всем смертям назло - [8]
Но сейчас этот обычный, утоптанный нашими ногами двор с редкими сосенками, толпящимися у забора, выглядел обжитой квартирой, которую мы покидали надолго. А некоторые, может быть, навсегда. Эта мысль только сейчас пришла нам в голову.
На митинге выступал мой дядя. Он поднялся на трибуну, поставленную посреди двора, но не стал ни ерошить волосы, ни пить воду, как делали все ораторы. И сказал тоже не так, как все говорили:
— Рано вам, товарищи, выпало идти в бой. Молоды еще вы. Совсем ребята. Но и Советская власть молодая. Если сейчас ее не удержим, и нам и детям нашим томиться в рабстве. Поэтому идите! — Он поднял руку и негромко добавил: — За свободу, за большевистскую партию, за Советскую власть!
Ответное выступление Володи Гурко было кратко. Он сказал:
— Мы выступаем против лютых махновцев — банды Леньки Шмыря. Сам Ленька — уголовник. При нем советник, какой-то гимназист. В плен наших не берут: рубают на месте. Ну и мы им спуску не дадим! Да здравствует комсомол Украины!
Володя тряхнул чубом и спрыгнул с трибуны, гремя винтовкой. Володя Гурко, райкомщик и центр-форвард, коренастый крепыш, был у нас за старшого.
Вечером наш отряд погрузился в вагоны на товарной станции. Вдали в городе еще переливались цепочки уличных фонарей: в центре — ярче, на окраинах — тусклее, а здесь было совсем темно и глухо, словно мы отъехали уже очень далеко. И какое-то странное чувство охватывало нас: там, в городе, ничего о нас не знали. Не знали, что мы идем защищать их. Идем в бой. Ничего не знали и жгли себе спокойно фонари: в центре — ярко, на окраинах — уже совсем тускло.
А здесь была темь, прерывистый паровозный гудок, негромкая команда и мерный стук колес: «У-ходим на бан-ду!» И все громче, быстрее, слитнее: «Ба-н-ду-ду-ду!..»
Потом в монотонную скороговорку колес вступила песня. Сначала одинокий Наташин контральто, густой и напористый, бросил в молчание требовательные слова, почти приказ: «Наш паровоз, вперед лети!» Потом, словно в брешь, пробитую в душной стене тишины, устремился тесный строй голосов, в которых я различала мужественный баритон Володи Гурко и альт Миколы, нежный и тонкий, как он сам.
Потом запели украинские, протяжные, с неожиданными плавными излучинами или вдруг веселыми высокими завитками, песни. И уже не было слышно стука колес: «ду-ду-ду».
С песнями покидали мы наш асфальтовый берег со сбивчивым следом деревяшек, наш очаг в лучах медного чайника над бывшим парикмахерским салоном «Ампир».
На рассвете поезд остановился среди степи. Мы проснулись от внезапной тишины: ни перебора колес, ни паровозных гудков, ничего. Дверь теплушки была раздвинута. Степь слегка курилась прозрачным газовым туманцем. Наташа подняла растрепанную голову, потерла шею.
— Ой, отлежала. Твердо как... — Она потрогала лежавшую у нее под головой шинель. Я отметила, что это была та самая длинная кавалерийская шинель Жана, предмет зависти наших мальчишек.
— Подумаешь! Лежишь, как принцесса, на нижних нарах и еще привередничаешь, — отозвался сверху Котька.
— Почему мы стоим, а? — Наташа приготовилась снова улечься, но в это время вдоль вагона прошел Жан с Володей Гурко.
Они заглянули к нам. Жан сказал:
— Здравствуйте, товарищи бойцы!
Мы нестройно ответили. Больше нам командир ничего не сказал, и, по-моему, его интересовал пока что только один товарищ боец, который мгновенно стал укладывать косы вокруг головы.
Володя стал нам объяснять, почему мы стоим, где именно бандюки разобрали путь, и кто занимается его ремонтом, и когда предполагается возможность двинуться дальше.
Выходило, что мы проторчим здесь долго.
Жан стоял, картинно облокотясь на ступеньку, и курил трубку.
— Слушайте, хлопцы! — закричал Микола. — Я знаю эту местность. Здесь, вон под насыпью, дорога в бывшее имение графа Дурново́...
— Ах, вы с графом были знакомы домами! — сейчас же вставил Котька.
Пока медлительный и застенчивый Микола собирался что-то произнести, Котька засыпал его остротами.
— Так я же приезжал сюда... — пытался докончить Микола, но Котька не унимался:
— Да-да, ты приезжал охотиться... Густопсовая охота...
— Просто псовая, — пробасил Володя.
— А у них густо... — настаивал Котька.
Наташа приподнялась и шлепнула Котьку туфлей по голове:
— Дайте человеку слово сказать, треплы!
— Мой дядька у графа конюхом служил, — наконец выдохнул Микола, — у графа кобылка была...
— Конюхом? Фи! Мезальянс! — опять перебил Котька.
— До чего невежда! — возмутилась Наташа. — Мезальянс — это неравный брак...
— А я про что? Про графа и кобылку. Ясно сказано было: любимая кобылка...
Володя хохотал, повиснув на ступеньке. Жан улыбался, не выпуская изо рта трубки.
— Ну вас к чертовой матери. Я же к чему говорю: давайте сходим искупаться, там пруды — закачаешься!
— Жан! Пусти купаться! — заорал Котька и спрыгнул сверху. — Отпусти! Все равно стоим! Дай искупаться! А то вшивость разведем!
Жан нахмурил брови и вынул трубку изо рта:
— Не все. Девушки, ты, ты и ты... Вы идите. Остальные на местах.
— Ура! — закричал Котька.
По дороге Микола рассказывал об удивительной жизни его дяди у графа Дурново́, о том, что места эти славились своей живописностью:
В апрельскую ночь 1906 года из арестного дома в Москве бежали тринадцать политических. Среди них был бывший руководитель забайкальских искровцев. Еще многие годы он будет скрываться от царских ищеек, жить по чужим паспортам.События в книге «Ранний свет зимою» (прежнее ее название — «Путь сибирский дальний») предшествуют всему этому. Книга рассказывает о времени, когда борьба только начиналась. Это повесть о том, как рабочие Сибири готовились к вооруженному выступлению, о юности и опасной подпольной работе одного из старейших деятелей большевистской партии — Емельяна Ярославского.
Широкому читателю известны романы Ирины Гуро: «И мера в руке его…», «Невидимый всадник», «Песочные часы» и другие. Многие из них переиздавались, переводились в союзных республиках и за рубежом. Книга «Дорога на Рюбецаль» отмечена литературной премией имени Николая Островского.В серии «Пламенные революционеры» издана повесть Ирины Гуро «Ольховая аллея» о Кларе Цеткин, хорошо встреченная читателями и прессой.Анатолий Андреев — переводчик и публицист, автор статей по современным политическим проблемам, а также переводов художественной прозы и публицистики с украинского, белорусского, польского и немецкого языков.Книга Ирины Гуро и Анатолия Андреева «Горизонты» посвящена известному деятелю КПСС Станиславу Викентьевичу Косиору.
Ирина Гуро, лауреат литературной премии им. Николая Островского, известна как автор романов «Дорога на Рюбецаль», «И мера в руке его…», «Невидимый всадник», «Ольховая аллея», многих повестей и рассказов. Книги Ирины Гуро издавались на языках народов СССР и за рубежом.В новом романе «Песочные часы» писательница остается верна интернациональной теме. Она рассказывает о борьбе немецких антифашистов в годы войны. В центре повествования — сложная судьба юноши Рудольфа Шерера, скрывающегося под именем Вальтера Занга, одного из бойцов невидимого фронта Сопротивления.Рабочие и бюргеры, правители третьего рейха и его «теоретики», мелкие лавочники, солдаты и полицейские, — такова широкая «периферия» романа.
Повесть о Кларе Цеткин — выдающейся революционерке, пионере международного пролетарского движения, одной из основателей Коммунистической партии Германии.
Роман Ирины Гуро повествует о пролетарском восстании в Забайкалье в 1905 году.
Почему четыре этих рассказа поставлены рядом, почему они собраны здесь вместе, под одной обложкой?..Ты стоишь вечером на людном перекрестке. Присмотрись: вот светофор мигнул желтым кошачьим глазом. Предостерегающий багровый отблеск лег на вдруг опустевший асфальт.Красный свет!.. Строй машин дрогнул, выровнялся и как бы перевел дыхание.И вдруг стремительно, словно отталкиваясь от земли длинным и упругим телом, большая белая машина ринулась на красный свет. Из всех машин — только она одна. Луч прожектора, укрепленного у нее над ветровым стеклом, разрезал темноту переулка.
Елизар Мальцев — известный советский писатель. Книги его посвящены жизни послевоенной советской деревни. В 1949 году его роману «От всего сердца» была присуждена Государственная премия СССР.В романе «Войди в каждый дом» Е. Мальцев продолжает разработку деревенской темы. В центре произведения современные методы руководства колхозом. Автор поднимает значительные общественно-политические и нравственные проблемы.Роман «Войди в каждый дом» неоднократно переиздавался и получил признание широкого читателя.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.