Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 5 [Компиляция, сетевое издание] - [116]

— Эй, я действительно сожалею об этом, старина. Дело в том, что я подумал, что кто-то может следить за мной.

Как ни странно, я поверил ему; он выглядел искренним — или настолько искренним, насколько можно быть с фальшивой чёрной бородой.

— Вы маскируетесь, не так ли? — Поинтересовался я.

— Вы имеете в виду бакенбарды? Я просто нашёл их в Сингапуре. Чёрт возьми, я знал, что они не смогут кого-то долго дурачить, по крайней мере, друга. Но врага… что ж… возможно.

Незнакомец не сделал ни малейшего движения, чтобы отклеить бакенбарды.

— Вы, дайте угадаю… вы ведь на службе, верно?

В Министерстве иностранных дел, я имел в виду; честно говоря, я принял его за стареющего шпиона.

— На службе?

Человек посмотрел налево и направо, затем понизил голос.

— Ну да, можно и так сказать. В служении Ему.

Он указал на крышу самолета.

— Вы хотите сказать…?

Он кивнул.

— Я миссионер. Или был им до вчерашнего дня.

«Миссионеры — чертовски надоедливые типы, которые должны сидеть дома».

— Лавкрафт, 12 Сентября 1925 г.

Вы когда-нибудь видели человека, который боится за свою жизнь? Я видел, но не раньше, чем мне исполнилось 20 лет.

После лета безделья я, наконец, нашёл временную работу в офисе того, кто оказался довольно сомнительным бизнесменом. Полагаю, сегодня вы назовёте его мелким рэкетиром, который каким-то образом оскорбив «толпу», был убеждён, что к Рождеству он будет мёртв.

Однако он ошибался; он мог наслаждаться этим и многими другими рождественскими праздниками со своёй семьей, и только спустя годы его нашли в ванной лицом вниз, под пятнадцатью сантиметрами воды.

Я мало что помню об этом человеке, кроме того, что его было очень трудно вовлечь в разговор; казалось, он никогда не слушал. Но говорить с пассажиром, который сидел рядом со мной в самолёте, было слишком легко; он не отвлекался на другие темы, не давал туманных ответов и не погружался в свои мысли. Наоборот, он был настороже и очень интересовался всем, что ему говорили. За исключением его первоначальной паники, на самом деле, мало имелось намёков на то, что за ним кто-то охотился. Но он утверждал, что это так.

Последующие события, конечно, разрешили бы все эти вопросы, но в то время у меня не было возможности судить, говорит ли он правду, или его история была такой же фальшивой, как его борода. Если я и поверил ему, то почти исключительно благодаря его манерам, а не содержанию того, что он рассказывал.

Нет, он не утверждал, что сбежал с Глазом Клеша, он был более оригинальным. И он не изнасиловал единственную дочь какого-то знахаря.

Миссионер работал в штате Негри-Сембилан, к югу от Куала-Лумпура. Но некоторые вещи, которые он мне рассказывал, казались невероятными: дома, заросшие деревьями; правительственные дороги, которые просто исчезли; а его коллега, живший по соседству, однажды вернулся из десятидневного отпуска и увидел, что его газон заполонили липкие твари. Ему пришлось дважды сжигать их, чтобы полностью уничтожить.

Этот загадочный пассажир утверждал, что в том районе живут крошечные красные пауки, способные подпрыгнуть выше уровня плеч человека; а в одной деревне жила девушка, которая наполовину оглохла, потому что одна из неприятных маленьких тварей заползла ей в ухо и раздулась до такого размера, что заткнула слуховой проход. Там же имелись места с такими толстыми комарами, что они душили скот.

Он описал страну дымящихся мангровых болот и каучуковых плантаций величиной с феодальные королевства, страну настолько влажную, что обои пузырились в жаркие ночи, а Библии покрывались плесенью.

Пока мы сидели вместе с ним в герметичном самолёте, где воздух в салоне охлаждался, а вокруг всё было из пластика, россказни этого миссионера казались мне невозможными. Я смотрел на замёрзшую синеву неба, находящегося за пределами моей досягаемости; стюардессы в сине-золотой униформе быстро ходили туда-сюда мимо меня; пассажиры слева потягивали кока-колу или спали, или листали рекламные журналы; и я обнаружил, что верю в рассказы бородача менее чем на половину, приписывая всё остальное преувеличению и скептическому отношению южан ко всяким сказкам.

Через неделю после прибытия домой я навестил свою племянницу в Бруклине и пересмотрел своё отношение к рассказам миссионера в сторону большего доверия. Сын племянницы читал учебник географии, и я заметил следующий текст:

«Вдоль [Малайского] полуострова в изобилии роятся насекомые; вероятно, здесь больше их разновидностей, чем где-либо ещё на Земле. Есть хорошая древесина лиственных пород, и в изобилии найдены камфара и чёрное дерево. Множество сортов орхидей, некоторые необычайных размеров».

В книге упоминалась «богатая смесь рас и языков», «экстремальная влажность» и «красочная местная фауна». И дополнение: «Его джунгли настолько непроходимы, что даже дикие звери должны держаться хорошо протоптанных троп».

Но, возможно, самым странным в этом регионе было то, что, несмотря на опасности и неудобства, мой спутник утверждал, что любил его.

— У них есть гора в центре полуострова, — миссионер упомянул непроизносимое название и покачал головой. — Самая прекрасная из тех, что я видел. На побережье есть очень красивая деревня, можно поклясться, что всё это похоже на какой-то остров в Южном море. Так же уютно. О, там сильная влажность, особенно внутри дома, где мы собирались разместить новую миссию, но температура никогда не превышает 37 градусов. Попробуйте сказать то же самое о Нью-Йорке.