Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения. Книга 5 [Компиляция, сетевое издание] - [113]

Я хочу…

(Рукопись внезапно обрывается на этом месте)

* * *

ПРИМЕЧАНИЕ. На сегодняшний день (15 февраля 1983 г.) не было найдено никаких сведений относительно судьбы или местонахождения Уинтропа Хоага. Дело остается в «неразрешенных» файлах окружной полиции.

Редактор не имеет никакого мнения относительно подлинности рукописи или ее авторства. Но одно или два замечания могут быть полезными в этой связи. В настоящее время вполне очевидно, что планета Нептун имеет, по крайней мере, три луны; существование двух таких спутников было подтверждено визуальным наблюдением, а из-за пертурбаций[29] их орбит при вращении вокруг основной присутствие третьей луны считается почти несомненным.

Это может не иметь особого значения, но исламские народы, вместе с некоторыми другими культурами древности испытывали к звезде Алголь своеобразную ненависть и отвращение. Арабский астролог VII века, Ибрагим Аль-Арак, ссылается на нее в тех своих трудах, которые сохранились до нашего времени, с противоречивым названием, которую ученые переводят либо как «Звезда Демона», либо «Звезда, откуда приходит Демон».

Теодор «Эйбон» Дональд Клейн ЧЁРНЫЙ ЧЕЛОВЕК С ОХОТНИЧИМ РОГОМ Т. Э. Д. Клейн, «Black man with a horn», 1980. Цикл «Мифы Ктулху. Свободные продолжения». Перевод: А. Черепанов Декабрь, 2018 — Февраль, 2019

«Чёрный [слова скрыты почтовым штампом] был удивителен — я должен получить его фотоснимок».

— Г. Ф. Лавкрафт, открытка Э. Хоффманну Прайсу, 23 Июля 1934 года.

В описании прошедшего времени от первого лица есть что-то успокаивающее. Такой способ вызывает в воображении образ какого-то рассказчика, сидящего за столом; он задумчиво пыхтит трубкой, находясь в безопасности своего кабинета. Его мысли теряются в спокойных воспоминаниях. Рассказчик ведёт себя сдержанно, как будто он не пострадал от того опыта, о котором собирается поведать.

Это само время говорит вместо него: «Я здесь, чтобы рассказать историю. Я пережило это».

В моём случае это описание совершенно точное, насколько это возможно. Я действительно нахожусь в некоем подобии кабинета: а точнее — в небольшой хижине, но одна её стена закрыта книжными полками, над которыми висит картина, изображающая Манхэттен. Её нарисовала, насколько помню, моя сестра много лет назад. Мой письменный стол — это складной столик, который когда-то тоже принадлежал ей.

Передо мной неустойчиво стоит на своих ножках электрическая пишущая машинка, она успокаивающе гудит, а из окна за моей спиной доносится знакомый гул старого кондиционера, ведущего одинокое сражение с тропической ночью.

Помимо этого, меня успокаивают слабые ночные шумы из темноты снаружи: ветер в пальмах, бессмысленное пение сверчков, приглушённая болтовня из соседского телевизора, случайная машина, сворачивающая с шоссе; я слышу скрежет коробки передач, и то, как она проезжает мимо моего дома…

Дом, по правде говоря, слишком громко сказано; это зелёное оштукатуренное бунгало высотой в один этаж, третье по счёту из девяти, расположенное в нескольких сотнях метров от шоссе. Единственным отличительным признаком моего бунгало являются солнечные часы во дворе, привезённые сюда из бывшего дома моей сестры, и зазубренный невысокий забор, теперь уже заросший сорняками. Забор сестра установила, несмотря на протесты соседей.

Это едва ли не самая романтичная обстановка, но при нормальных обстоятельствах она может стать адекватным фоном для медитаций в прошедшем времени.

— Я всё ещё здесь, — говорит писатель, приспосабливаясь к окружающей обстановке. (— Я даже взял необходимую трубку в рот, набив её табаком Латакия.)

— Всё кончено, — говорит он. — Я пережил это.

Утешающие слова, возможно. Только в данном случае это не так. Никто не может сказать, действительно ли опыт «закончился»; и если, как я подозреваю, заключительная глава ещё не началась, то концепция моего «переживания этого» покажется жалким тщеславием. Тем не менее, я не могу сказать, что мысль о своей собственной смерти меня особенно беспокоит.

Иногда я так устаю от этой маленькой комнаты с её дешёвой плетёной мебелью, скучными устаревшими книгами, наступающей ночью снаружи… Устаю от этих солнечных часов там во дворе, с их идиотским посланием: «Старей вместе с нами»…

Я сделал это, и моя жизнь, кажется, едва ли имела значение в плане вещей. Конечно, конец этого плана тоже не имеет большого значения.

«Ах, Говард, вы бы поняли. Это то, что я называю опытом путешествий!»

— Лавкрафт, 12 Марта 1930 г.

Если в этой истории настанет конец, пока я записываю её, финал обещает быть несчастливым. Но начало её совсем не такое; на самом деле оно может показаться вам смешным — полным комических шуток, упоминаний о мокрых брюках и пакете для рвоты, упавшем на пол.

— Я приготовилась выдержать это, — говорила старушка справа от меня. — Не буду скрывать, я была чрезвычайно напугана. Я держалась за подлокотники кресла и просто стиснула зубы. А потом, вы знаете, сразу после того, как капитан предупредил нас об этой турбулентности, когда хвост самолёта сначала поднялся, а затем опустился, шлёп-шлёп, ну, — старушка сверкнула зубными протезами и похлопала меня по руке, — могу сказать вам, нам не осталось ничего, кроме как трястись.