Всего один век. Хроника моей жизни - [59]

Думается, одним из явных свидетельств того, что аргентинцы высоко ценят женские достоинства, служит то, что высшая власть в стране практически принадлежала женщине — Эве Перон, жене президента Перона.

На всех больших городских стройках и на стенах ремонтировавшихся домов висели огромные, во всю стену плакаты с изображениями Перона и Эвиты — профиль в профиль, как у нас изображали Ленина — Сталина, и с надписью: Peron cumple, то есть «Перон держит слово», данное своим согражданам и, конечно, Эвите.

Генерал Хуан Доминго Перон — легендарная личность в истории Аргентины. Не менее легендарна и его жена, Эва Дуарте де Перон, которую — одни с нежностью, другие с пиететом, третьи с ненавистью — называли кратким именем Эвита. Перон в своей политике делал ставку на популизм и был очень популярен в бедных слоях народа, среди рабочих и так называемых дескамисадос, то есть безрубашечников, а по-русски — «голодранцев». Генерал Перон, ставший президентом при их поддержке, повысил трудящимся зарплату и снизил уровень безработицы, защищал национальную промышленность и жестко ограничил импорт иностранных, в том числе североамериканских товаров. Одновременно он обложил беспощадными налогами отечественных крупных капиталистов, чем вызвал их глухое недовольство, а позже и открытую вражду.

Эва Перон, бывшая малоизвестная киноактриса, но красивая, умная и волевая женщина, стала Перону не просто помощником, а соратником и первым советником. Она разумно определила свое место при муже-президенте: ласково советовать и умело подсказывать, не одолевая его своими просьбами и инициативами. Влюбленный Перон, не ущемляемый в своей мужской гордости, сам наделял ее большими властными полномочиями и полностью ей доверял. А Эва, несомненно тоже влюбленная в статного видного супруга, не только помогала ему советами и пафосными речами по радио о преимуществах перонизма для аргентинского народа. Она стала руководителем Департамента труда, создала женскую перонистскую партию и так называемый Фонд Эвы Перон, благотворительную организацию, щедро финансируемую местными банкирами и промышленниками. Эвита, пользуясь средствами своего Фонда, с одной стороны, трудилась на благо перонизма, посылая крестьянам дальних провинций самолет с медикаментами и одаряя детские приюты, а с другой — не забывала себя, пополняя свою коллекцию драгоценностей и роскошных меховых манто, которых, как потом стало известно, было несколько сотен.

Через три года, в 1953-м, Эвита умрет от рака крови в возрасте 33 лет, а у Перона в скором времени все пойдет прахом. Но пока, в 50-м году, они были на вершине популярности и их изображения украшали обложки журналов и улицы, вселяя людям уверенность в завтрашнем дне: мужественный индейский профиль Перона, его высокий лоб, темные прилизанные волосы, и женственный, четко очерченный профиль Эвы, ее гладко причесанная золотистая головка с толстой косой, низко уложенной на затылке.

В мою бытность там в самом начале 50-х годов советское правительство хотя и поддерживало дипломатические отношения с Аргентиной, но демонстративно не имело дел с Пероном, прознав о его симпатиях к режимам Муссолини и Гитлера.

Лишь в 53-м году Сталин незадолго до смерти принял аргентинского посла, который стал последним иностранным послом, с которым разговаривал вождь. Диктаторы поладили в самом конце своих политических путей.

Перон, безусловно, был диктатором, охотно сажавшим своих противников — особенно коммунистов — в тюрьмы, но масштаб его жестокостей так же соотносится с масштабом злодеяний Сталина в отношении соотечественников, как территория небольшой перонистской Аргентины соотносилась с огромной территорией сталинского Советского Союза. Число проживавших и почивших на земле Архипелага ГУЛАГ было не намного меньше количества жителей всей Аргентинской республики.

В 50–51 годах взаимная государственная антипатия обеих стран выражалась в том, что наше посольство привечало аргентинских коммунистов, а аргентинская полиция зорко следила за нашим посольством и торгпредством, окружая здания тайными, но вполне явными агентами в виде вполне приличных парней в штатской одежде. Посему и.о. посла Бударин и мой начальник, торгпред Жуков, запретили своим сотрудникам в одиночку гулять по городу и вообще никуда не отлучаться без разрешения.

Нет, не для того я туда приехала, чтобы сидеть взаперти. Этот запрет меня не остановил и моего любознайства не пресек.

Дом, где помещалось торгпредство, находился в престижном районе Буэнос-Айреса по адресу: переулок Коперника, 2305, почти на углу улиц Пуэйрредон и Лас-Эрас, неподалеку от беломраморного кладбища Реколета, о котором упоминает Борхес в рассказе «Конгресс». Ранним утром я просыпалась под цокот лошадиных копыт по деревянной мостовой, сложенной из брусков «железного дерева» кебрачо, зеленщик развозил фрукты и овощи по лавкам.

Узкий четырехэтажный дом был типичным испанским зданием с цветными витражами вдоль винтовой лестницы и с высокими окнами без форточек. На каждом этаже — круглый холл, вокруг которого — двери в жилые и ванные комнаты. В каждой из ванных — мраморный туалетный стол с огромным зеркалом и биде, этим в ту пору диковинным предметом из числа западных выдумок.