Все застрелены. Крутая разборка. А доктор мертв - [38]

Оба детектива подавили желание рассмеяться.

Эд Гроб сказал бесстрастно:

— Не думайте, что мы уклоняемся от дела, Каспер. Мы возимся с ним с того момента, как все это произошло. Людям причинен вред, а некоторые убиты. Вы читали об этом в газетах… Мы набили себе шишек, но мы не сдаемся.

Каспер взглянул на перекошенный рот Могильщика.

— Это ваша работа, — сказал он.

14

Квартира находилась на шестом, последнем этаже старого дома с каменным фасадом на 110-й улице, глядящего на залив в верхней части Централ-парка.

Цветные мальчишки и девчонки в лыжных костюмах и балетных юбочках катались на коньках, скользя с фантастической легкостью, когда в два часа дня Эд Гроб и Могильщик припарковали перед домом свой полуразвалившийся автомобиль.

Детективы остановились на мгновенье поглядеть на катающихся.

— Напоминает мне Горького, — прошепелявил Могильщик.

— Писателя или ростовщика? — спросил Эд Гроб.

— Писателя, Максима. Его книга называлась «Наблюдатель»[3]. Мальчик провалился под лед и исчез. Люди бросились его спасать, но так и не нашли даже следа. Он исчез подо льдом. И тогда шутники стали спрашивать: «А был ли мальчик на самом деле?»

Эд Гроб торжественно взглянул на него:

— Значит, он думал, что полынья во льду — это дело рук Божьих?

— Может, и так.

— Вроде нашего друга Барона, да?

Они молча поднялись по старой мраморной лестнице и отворили старые, покрытые изысканной резьбой деревянные двери со стеклянными витражами.

— Здесь, бывало, жили богатые, — заметил Эд Гроб.

— Все еще живут, — сказал Могильщик. — Только сменили цвет. Богатые цветные обычно живут в местах, брошенных богатыми белыми.

Они прошли через узкий, отделанный дубовыми панелями подъезд с грязными настенными лампами и остановились у старого разболтанного лифта.

Очень старый цветной человек с длинными курчавыми серыми волосами и пергаментной кожей, одетый в старую разномастную ливрею, поднялся им навстречу с подбитого ватой стула.

— Какой этаж, джентльмены?

— Верхний, — сказал Эд Гроб.

Старик отдернул одетую в белую хлопчатобумажную перчатку руку от рычага лифта так поспешно, словно рычаг вдруг накалился докрасна.

— Мистера Холмса нет дома, — сказал он.

— Миссис Холмс дома, — сказал Эд Гроб. — Нам назначена встреча.

Старик покачал головой, похожей на шар из хлопка:

— Она мне об этом не сказала.

— Она не говорит тебе обо всей, что она делает, дедушка, — сказал Эд Гроб.

Могильщик вытащил из внутреннего кармана мягкий кожаный бумажник и показал старику свой полицейский значок.

— Мы люди, — сказал он.

Старик упрямо покачал головой:

— Это не имеет значения для мистера Холмса. Он Человек.

— Хорошо, — пошел на уступку Эд Гроб. — Ты поднимешь нас наверх. Если миссис Холмс не примет нас, ты спустишь нас вниз. О’кей?

— Это джентльменское соглашение, — сказал старик.

Когда древний лифт тронулся наверх, Могильщик рыгнул.

— Из-за этого нас могут и выгнать, — заметил Эд Гроб. — Джентльмены не рыгают.

— Джентльмены не едят свиных ушей с тушеной капустой, — возразил Могильщик. — И не знают, что они теряют.

Старик сделал вид, что не слышал этого.

Каспер один занимал весь последний этаж. Первоначально здесь располагались две квартиры, одна напротив другой с дверьми, выходящими на маленькую площадку для лифта. Но теперь одна из дверей была заложена и заштукатурена, так что осталась лишь одна — слева, покрытая красным лаком, с маленькой латунной дощечкой на верхней панели, гласящей: Каспер Холмс.

— Может, просто следовало написать: Иисус Христос, — сказал Могильщик.

— Будь повежливее с этой леди, Диггер, — предостерег Эд Гроб, нажимая на кнопку звонка.

— А разве я не всегда такой? — сказал Могильщик.

Темнокожий молодой человек в белой куртке без единого пятнышка открыл дверь. Она отворилась так бесшумно, что Могильщик заморгал. У молодого человека были блестящие черные локоны, которые казались словно вырезанными из каменного угля, бархатистый, слегка сальный лоб, темно-коричневые глаза с белками, напоминающими мутную воду, и взглядом, полностью лишенным всякого смысла. Его плоский нос лежал между узких щек, перерезанных тонкогубым ртом ужасающей ширины. Рот был полон белых частых зубов.

— Мистер Джонс и мистер Джонсон? — осведомился он.

— Словно вам не известно, — сказал Могильщик.

— Пожалуйста, пройдите сюда, господа. Прямо, — и он ввел их из прихожей в переднюю комнату.

Сам он не пошел дальше дверей и тут же удалился.

Это была большая комната с окнами, выходящими на Централ-парк. Вдали, над вершинами деревьев сквозь мрачный туман виднелись верхушки Рокфеллер-центра и Эмпайр-стейт-билдинг. Это напомнило Эду Гробу комнату отдыха в Городском клубе.

Могильщик поднимал повыше ноги, чтобы не приминать густого ворса восточных ковров, устилавших пол, а глаза Эда Гроба осторожно осматривали комнату в поисках места, где можно было бы присесть.

Когда они вошли, на проигрывателе стояла пластинка с классическим джазом, и Луи Армстронг пел свою старую вещь под названием «Там, где цыплята сидят на насесте не так высоко».

— Я и моя старуха, бывало, танцевали под эту мелодию в «Савойе» до того, как они прикрыли это дело, — сказал Могильщик и начал плавно скользить по ковру.