Все впереди - [6]

Хотя моя мать едва перекинулась парой слов с моим отцом в течение того времени, пока он был в Манхэттене, она, по крайней мере, вела себя цивилизованно на публике. Но все же вполне естественно, что он уехал, как только это было прилично, когда прием в отеле «Пьер» подходил к концу. По-видимому, мой отец, по профессии археолог, предпочитает прошлое настоящему, поэтому он устремился назад, к своим раскопкам.

Он уехал от моей матери насовсем, когда мне было восемнадцать лет. Я уехала в Кембридж, Массачуссетс, учиться в колледже Рэдклифф, и получилось так, что для него уже не было причин оставаться в прежних отношениях с матерью, тем более их было очень сложно поддерживать. Таким образом, они не разводились, что я всегда находила странным; в некотором смысле это было тайной для меня, если учитывать все обстоятельства.

Мы — я и мой жених — вместе с отцом покинули свадебную церемонию и отправились в аэропорт Кеннеди в огромном вытянутом лимузине, заказанном моей матерью.

Перед тем как мы разошлись в разные стороны на рейсы в разные части света, он крепко обнял меня, и когда мы прощались, он прошептал мне на ухо:

— Я рад, что ты все сделала по-своему, Мэл, устроила такую свадьбу, какую хотела, а не огромную, рассчитанную на сенсацию, как хотела бы твоя мама. Ты такая же «белая ворона», как я. Но ведь это не так уж и плохо. Будь всегда сама собой, Мэл, всегда будь верна себе.

Мне понравилось, что он сказал это, про «белую ворону». С детства мы были с ним очень тесно связаны. Факт из области чувств, который, как я подозреваю, всегда раздражал мою мать. Не думаю, чтобы она понимала отца, даже в сфере их совместной жизни. Иногда я удивлялась, почему они вообще поженились: они такие непохожие, всегда принадлежали совершенно разным мирам. Мой отец происходит из семьи интеллектуалов, ученых и писателей, моя мать принадлежит к семье влиятельных торговцев недвижимостью с известным положением в обществе, и у них никогда не было общих интересов.

Однако что-то, по-видимому, влекло Эдварда Джордана к Джессике Слоун, а ее — к нему. Они, должно быть, любили друг друга, и, конечно, это было так в 1953 году, когда они поженились. Я появилась на свет в мае 1955 года, и они оставались вместе до 1973, с трудом прорываясь сквозь двадцать лет стычек и ссор, перемежавшихся мертвым молчанием, длящимся в конце этого периода, перед тем как они расстались, месяцами. И были долгие отсутствием отца, который всегда уезжал на Средний Восток или в Южную Америку в поисках следов древних цивилизаций, затерянных в тумане времен.

В отличие от отца, моя мать никогда меня не понимала. Она даже отдаленно не представляла себе, что меня занимает, чем я живу. Но моя мать, очаровательная и нежная, какой она иногда умела быть, совершенно не разбиралась в людях.

Я люблю свою маму и знаю, что она меня любит. Но уже многие годы, с тех пор как я была подростком, я понимаю, что ей это нелегко, в ней есть некоторая ограниченность, и иногда это меня пугает. Она вечно озабочена своим социальным статусом, своей общественной жизнью, своим внешним видом. В действительности, больше ее ничто не интересует. Ее дни проходят в визитах к портному, парикмахеру и маникюрше, завтраках, обедах и приемах с коктейлями, на которые ее приглашают.

Мне это кажется такой бессмысленной, пустой жизнью для женщины, в особенности в ее возрасте и в наши дни. Я больше похожа на своего отца, поскольку менее суетна и склонна к размышлениям; меня, как и его, беспокоит состояние нашей планеты и все, что на ней происходит.

Человек, за которого я вышла замуж, во многом напоминал мне отца. Он неравнодушный и благородный, он обладает сильным характером, прямолинеен и надежен. Я привыкла считать их обоих «настоящими».

Эндрю — моя первая и единственная любовь. Для меня больше никого не может быть. Мы будем вместе до конца жизни. Это единственная и главная постоянная в моей жизни, то, что меня поддерживает. Наши дети вырастут, покинут нас, чтобы самостоятельно продвигаться в своей взрослой жизни, заведут свои семьи в свое время. Но Эндрю и я вступим вместе в наши сумеречные годы, и меня утешает эта уверенность.

Внезапно я почувствовала тепло солнечных лучей на лице; солнце проникло сквозь ветви и листву большой яблони, и я поднялась с массивной кованой скамьи, на которой сидела. Поняв, что наступил новый день, я пошла обратно к дому.

Была пятница, первое июля, и я не могла понапрасну тратить время. Я запланировала особый уик-энд для Эндрю, Джейми и Лиссы, а также для моей свекрови, которая приехала навестить нас из Англии, как она делала каждый год. В понедельник, четвертого июля, мы устраиваем большой летний праздник.

2

Приближаясь к дому, я невольно подумала о том, что он прекрасно выглядит, сияя белизной в ярких лучах утреннего солнца на фоне зеленой листвы разных оттенков и голубого неба цвета барвинка.

Мы с Эндрю влюбились в «Индейские лужайки» в тот же момент, как увидели это имение, хотя в то время оно не называлось «Индейские лужайки», оно вообще никак не называлось.

Как только мы приобрели это имение, первым делом мне захотелось устроить его крещение с помощью бутылки хорошего французского шампанского, что вызвало удивление у Эндрю. Джейми и Лисса, в свою очередь, были озадачены моими действиями, не понимая, что происходит, пока я им не объяснила про корабли, про то, как их спускают на воду и крестят точно таким же образом.