Всё возможное: Как врачи спасают наши жизни - [13]

Микроплан медицинского работника представлял собой пачку потрепанных листов бумаги с начерченными маркером картами и заполненными карандашом таблицами. На первой странице было указано, что он набрал 22 группы по два вакцинатора в каждой, чтобы охватить 34 144 человека. «Откуда вы знаете, что численность населения именно такая?» – спросил Панкадж. Медработник ответил, что у него есть данные переписи. Панкадж посмотрел на карту – деревни в том районе были разбросаны на расстоянии больше 16 километров друг от друга. «Как вы передаете вакцину вакцинаторам, которые находятся далеко?» – «На машине», – сказал медработник. «Сколько у вас машин?» – «Две», – ответил он. «Какие это машины?» – «Одна – скорая. Вторая – арендованный автомобиль». – «А как инспектор выезжает на места?» Пауза. Медработник порылся в микроплане. Нет ответа. Он не знал.

Панкадж продолжил. Двадцати двум группам потребовалось бы примерно 100 хладоэлементов в день, на весь период – 300. «Почему у вас бюджет только на 150 хладоэлементов?» – «Мы замораживаем их ночью, чтобы использовать на следующий день», – объяснил медработник. «Где?» Он показал Панкаджу морозильник. Панкадж открыл его и достал термометр, который показывал температуру выше нуля. «Электричество отключается», – объяснил медработник. «Какой у вас план на этот случай?» Есть генератор. Но после требования показать его, он был вынужден сознаться, что генератор на самом деле тоже не работает.

Панкадж не выглядит внушительно. У него мальчишеская копна густых черных волос с пробором почти по центру, и иногда они топорщатся. На мобильном телефоне вместо звонка у него мелодия из Джеймса Бонда. По дороге он обращает наше внимание на обезьян, мимо которых проезжаем. Шутит и смеется, запрокидывая голову. Но на работе он серьезен и собран. Он не говорит людям, правильно или нет они отвечают: держит всех в напряжении. Я порывался сказать медработнику, что у него все в порядке. Но Панкадж, казалось, намеренно не пытался заполнить паузы.

В Сиругуппе, где были выявлены два «горячих» случая, мы прошлись по округе вместе с еще одним медработником. Сиругуппа – это плотно заселенный городок, застроенный бетонными коробками многоквартирных домов с глухими стенами, пристройками с ржавыми крышами из гофрированного металла и примерно 43 тысячами жителей. Нам пришлось прокладывать путь по узким улочкам, кишащим буйволами, мотоциклистами, орущими козами и продавцами фруктов. Здесь есть электричество, заметил я: там и сям со столбов свисали провода, а из домов слышались звуки телевизора.

Два «горячих» случая, как выяснилось, были в небольшом мусульманском анклаве, образовавшемся там несколькими месяцами ранее. Проходя от дома к дому, Панкадж узнал, что практически никому из детей в этом анклаве не делали профилактические прививки. Некоторые семьи относились к нам с подозрением, односложно отвечая на вопросы или вообще пытаясь уклониться. Мы нашли одного мальчика, которого пропустили вакцинаторы. Панкадж опасался, что и других детей могли прятать. В прошлом году среди мусульман ходили слухи, что индийское правительство давало мальчикам какие-то капли, чтобы сделать их бесплодными. Считалось, что эти слухи были развеяны благодаря просветительской кампании и более активному участию мусульман в программе иммунизации. Но развеяны ли?

Позднее, проходя с местным доктором и группой вакцинации по деревне Балкунди, мы подошли к дому маленькой симпатичной женщины. На пальцах ног у нее были кольца, а на бедре – младенец. Еще один ребенок, мальчик примерно трех лет, стоял поблизости, пристально разглядывая нашу небольшую группу. Оба ребенка не были привиты, поэтому Панкадж спросил, можем ли мы дать им капли полиовакцины. Нет, сказала она. Она не проявляла ни злобы, ни страха. Панкадж спросил, знает ли она, что в ее округе был случай полиомиелита. Да, ответила она, но все равно не хотела, чтобы детям дали капли. Почему? Она не объяснила. Панкадж сказал окей, поблагодарил ее за потраченное время и направился к следующему дому.

«И это все?» – спросил я.

«Да», – сказал он.

Местный доктор, однако, задержался, и когда мы обернулись, то увидели, что он кричит на мать: «Ты что, тупая? Твоих детей парализует. Они умрут».

Это был единственный раз, когда я увидел, что Панкадж рассердился. Он вернулся и потребовал объяснений от доктора. «Почему вы кричите? – строго спросил Панкадж. – Раньше она, по крайней мере, слушала. А что теперь? Теперь она просто будет все игнорировать».

«Она же неграмотная! – вскричал доктор, ощущая неловкость из-за того, что его прилюдно отчитывают. – Она не знает, что лучше для ее ребенка!»

«Какая разница? – ответил Панкадж. – Криком делу не поможешь. А уж тем более нам не нужны разговоры, что мы принуждаем кого-то принимать капли».

«До сих пор мало кто отказывался от капель, и это уже хорошо», – сказал он мне позже. Единственный скверный слух может свести на нет всю операцию.

Все – местные врачи, деревенские жители, сотрудники, утомленно шагающие от дома к дому, – постоянно задавали один сложный вопрос. И этот вопрос был: зачем? Зачем нужна эта широкая кампания по ликвидации полиомиелита, когда все, что требуется, – вписать нужное – это чистая вода (от диареи погибают 500 тысяч индийских детей в год), лучшее питание (у половины детей до трех лет замедленный рост), работающие системы очистки стоков (что помогло бы предотвратить не только полиомиелит, но и другие болезни), ирригация (так, чтобы единственный засушливый сезон не разорял семьи фермеров)? Мы видели районы, где происходили вспышки малярии, туберкулеза, холеры. Но туда годами не приезжала ни одна важная шишка. А теперь единственный случай полиомиелита – и столько шума?