Все в мире поправимо… - [5]

И празднует с нами Победу она.

«Мы все живем по собственным законам…»

Мы все живем по собственным законам.

По вечным нормам чести и любви.

Где верят только правде да иконам.

Сверяя с ними помыслы свои.

Мы все живем по собственным законам.

И авторы их – Совесть и Народ.

Пусть власть когда-нибудь

Под думский гомон

Законы те своими назовет.

«Я разных людей встречал…»

Я разных людей встречал —

Лукавых, смешных и добрых.

Крутых, как девятый вал,

И вспыльчивых, словно порох.

Пусть встречи порой напасть…

Со всеми хочу встречаться,

Чтоб вдруг до одних не пасть.

А до других подняться.

«Я из этого времени выпал…»

Я из этого времени выпал,

Как из Родины выбыл…

И мы уже не считаем потерь —

Кто там – в какой стране…

Хорошо, что меня

Не оставила Тверь

С отчаяньем наедине.

«Погибшие святые имена…»

Погибшие святые имена

К нам возвращаются из тьмы.

Как поднимают корабли со дна,

Так с именами

Возвращались мы.

«Прихожу в твой опустевший дом…»

Прихожу в твой опустевший дом

И волненье отогнать пытаюсь.

Ты стоишь, как одинокий аист.

Над своим разрушенным гнездом.

«Жизнь пронеслась…»

Жизнь пронеслась,

Как стриж сквозь колокольню.

И память сохранила взмах крыла.

Отозвались невыносимой болью

Звонящие вдали колокола.

«В мире стало меньше доброты…»

В мире стало меньше доброты.

Оттого и жизнь становится печальнее.

Словно обреченные киты,

Мы себя бросаем

На́ берег отчаянья.

В мире стало меньше доброты.

Меньше милосердия и нежности…

И погибнем мы, как те киты,

Что расстались с голубой

Безбрежностью.

«Я навсегда запомнил тот зачет…»

Я навсегда запомнил тот зачет…

Доцент была из молодых да ранних.

Строчил ответы я, как пулемет,

И чувствовал себя на поле брани.

Мы были целый час наедине.

Она смотрела на меня сурово.

И вдруг зачетку протянула мне —

«Я буду рада повидать вас снова…»

И так три раза я сдавал зачет.

Красавица ждала нетерпеливо,

Когда меня вновь память подведет.

Но я все даты вызубрил на диво.

Лишь много позже я с ней подружусь,

Взаимную симпатию усилив.

Зато теперь я знаю наизусть

Счастливую историю России.

«У нас в России любят спорить…»

У нас в России любят спорить,

Надеясь этим что-то изменить.

Как будто редкий извлекают корень

Из уравненья: «Быть или не быть…»

Меня вконец те споры утомили:

То против власти, то за ту же власть.

Рождает спор порой гипертонию,

А истина пока не родилась.

«Бренд наших дней – приемы и тусовки…»

Бренд наших дней – приемы и тусовки,

Что так похожи на салоны мод.

Где вдоль стены охранники присохли,

Не упуская из виду господ.

Все напоказ – престиж и раболепье.

И эти полудружбы наугад.

Здесь были бы нелепы Блок и Репин.

Ведь не нужны им должность и откат.

Но это – жизнь…

И как мне ни печально,

Я на душу беру немалый грех,

Признавшись, что Россия обмельчала

От мелкоты, поднявшейся наверх.

«Страна поменяла Систему…»

Страна поменяла Систему.

Система сменила господ.

И только при всех своих бедах

Остался российский народ.

«Если каждый житель страны моей…»

Если каждый житель страны моей

Скажет, что счастлив он, —

Тогда лишь можно присвоить ей

Титул великой державы.

«На праведный гнев наложили запрет…»

На праведный гнев наложили запрет,

Чтоб власть оградить от упреков и бед.

Народу погневаться можно в квартире,

В постели, в подъезде…

И даже в сортире.

Но если наш яростный гнев невзначай

Прорвется на улицу, словно цунами,

То синяя стая расправится с нами.

От гнева останется боль и печаль.

И улицей стала теперь для меня

Из книги любая страница моя.

«Литературный киллер получил заказ…»

Литературный киллер получил заказ:

Убить успех престижного коллеги.

Чтоб свет его в чужих сердцах погас.

И чтобы сам ушел он в тень навеки.

Старался киллер… Он к смертям привык.

Заказ чужая зависть оплатила.

Однако на успех ста тысяч книг

Ему патронов явно не хватило.

«Я по глазам богатых узнаю…»

Я по глазам богатых узнаю:

Как будто бы смотрю

В промерзшие озера…

А если вдруг замечу полынью,

То знаю – и она замерзнет скоро.

«Я прожил жизнь свою…»

Я прожил жизнь свою

И тяжело, и весело.

Среди улыбок, доброты

И зла.

И молодость моя

Свое отгрезила.

А зрелость совершила,

Что могла.

«Женщина на ро́ды денег просит…»

Женщина на ро́ды денег просит,

Прикрывая кофточкой живот.

И стучатся в сердце Маша с Фросей

Или русский богатырь Федот.

Что же со страною происходит,

Если тает каждый год народ?!

И с сумою наши бабы ходят,

Каясь, что не сделали аборт.

«Рублевка живет от России отдельно…

Рублевка живет от России отдельно.

Она – как особое княжество в ней.

И столько князей расплодилось удельных!

И каждый гордится усадьбой своей.

А где-то поодаль ютится Россия.

Растит урожай, ловит рыбу в прудах.

Она никогда за себя не просила,

А все добывала в нелегких трудах.

И русский народ – не князья и дворяне.

Не вхож он в чванливое царство господ.

Но что-то такое он знает заранее,

Что дарит надежду и силы дает.

Взгляд со стороны

В России возродилась знать —

Помещики и бизнесмены…

Они теперь ни в чем не знают меры,

Стараясь все к рукам прибрать.

Один скупает вдоль реки дома.

А речка, между тем, зовется Темзой…

Другой купил какой-то царский вензель.

Но это не добавило ума.

Признался нам с экрана некий чин,

Что столько у него теперь богатства,

Что и за век потратить не удастся…

Не потому ль до срока он почил.

А друг мой смотрит грустно из ворот: