Все умерли, и я завела собаку - [6]

Шрифт
Интервал

Черное Воскресенье настало слишком быстро. Мама нас утешала, твердила, что Джоан позволит навещать Расти в любое время. Мы же с Рэйч лежали рядом с песиком и гладили его мягкие ушки. Когда приехал Джек, чтобы забрать его в настоящий дом, Расти запрыгал от радости. Острое ощущение предательства кольнуло мое сердце, но быстро прошло. Я признала горькую истину. Мы просто не обладали качествами, необходимыми для того, чтобы держать у себя таких преданных и честных существ, как Расти. Мы никогда не дали бы им того, что им нужно, а лишь причинили бы боль. Дело не в них, дело в нас. Но та летняя неделя открыла мне мир, из которого не хотелось уходить. Я продолжала надеяться, что родители когда-нибудь увидят Расти моими глазами: он бросил меня, но я поклялась, что в следующий раз все-таки надену на него кольцо!

Наступила осень. Мы стали ждать наше второе Рождество в Холли-Виллидж. Я ощущала в воздухе какое-то заговорщическое предвосхищение. Родители обменивались загадочными взглядами, разговаривали по телефону приглушенными голосами и всячески намекали на «большой сюрприз». Мне не нужно было гадать. Я просто знала.

Даже они не могли бы этого испортить.

Глава вторая

В семьях с собаками детские сюрпризы часто следуют за словами: «Кто это там за дверью?» В нашей семье такой фокус не прошел бы. В отличие от большинства десяти- и восьмилетних детей, мы постоянно паслись у дверей, особенно если (а) еще не было десяти часов утра, (б) появлялся человек с кейсом и коричневыми конвертами, или (в) приближался человек, который в 60-е годы частенько появлялся на ТВ, но теперь поддался влиянию алкоголя.

Поэтому когда я в рождественский сочельник увидела нашу огненно-рыжую бабушку с помадой цвета фуксии, в украшенных стразами темных очках от Кристиана Диора и щегольской шляпе-трильби, сердце у меня замерло. В руках она держала корзинку-переноску, украшенную атласным бантом.

– СЮРПРИЗ! – воскликнула она с заученным произношением человека, которому следовало бы остановиться после третьего джина с тоником.

Бабушке поручили (что вообще-то было довольно странно) роль временного хранителя нашего рождественского подарка. Я слышала, как кто-то царапается в переноске. Внутри корзинки свернулись два славных комочка, которые украсили бы обложку журнала о домашних любимцах. Только журнал этот был не о щенках. О котятах.

У этого неожиданного поворота событий была любопытная предыстория. Родители и раньше пытались завести кошек. Сиамские и бирманские кошки благородно пожимали плечами, покидая наш дом, когда мы отправлялись в очередное путешествие. А мы могли лишь пробормотать им вслед: «Вы заслуживаете лучшего». По-видимому, этот опыт убедил отца, что кошки, благодаря своей элегантной, но абсолютно самодостаточной природе, не представляют угрозы нашему образу жизни.

Я испытала краткий укол разочарования, как человек, которому предлагают пудинг, а потом приносят тарелку слегка подвядших фруктов. Впрочем, чувство обмана мгновенно прошло, стоило лишь котятам раскрыть свои крохотные ротики, мяукнуть и ткнуться носами в решетку. Перед нами были два восхитительных шоколадных бирманских котенка – и они были только наши.

Под радостные крики я схватила котенка потемнее. Он явно был гораздо более активным. Рэйч достался маленький и спокойный. Она посмотрела ему в сонные зеленые глазки, погладила шкурку цвета пекана и спросила:

– Мы можем их оставить себе?

Довольно разумный вопрос, учитывая наши непростые отношения с долгосрочными обязательствами.

Я была совершенно очарована розовыми, шершавыми язычками, аккуратными миниатюрными коготками и шаткими лапками. Для меня они стали соблазнительным пропуском в мир настоящего счастья, в мир с собакой. «У нас уже две кошки, – можно было бы сказать тогда. – Разве один маленький щенок нам помешает?»

– А можно они сегодня будут спать с нами? – спросила я. – Обещаем, что будем спать!

Можно было даже не рассчитывать, что мы сдержим слово без серьезного снотворного. Большую часть вечера мы не спали, любуясь нашими новыми игрушками. А внизу происходило традиционное празднование. Бабушка вслух подпевала Лайзе Миннелли, опустошая домашний бар. Мама кричала что-то про «упаковку этих ЧЕРТОВЫХ рождественских подарков», а папа сбежал от всех и тихонько читал «Психологию сознания при срыве двухкамерного разума».

Вот так в Рождество 1978 года мы с Рэйч в радостном изнеможении невыспавшихся молодых родителей спустились вниз к нашим бархатистым новым подарочкам, чтобы начать жизнь котовладелиц.

Папа посоветовал выбрать имена для наших питомцев из книги Т. С. Элиота «Популярная наука о кошках, написанная Старым Опоссумом» – ему явно хотелось придать столь незнакомому семейному опыту литературную основу. Неудивительно, что нам приглянулись Мангоджерри и Рамплтизер, два очаровательных, шустрых кота, без постоянного адреса, которые всю жизнь проводят в странствиях.

Не тебе мне рассказывать, Т. С. Элиот!

Рэйч со свойственной ей мягкой покладистостью согласилась на одобренное папой имя Рамплтизер, но я своего кота назвала по-другому. Мангоджерри показалось мне слишком уж вычурным, поэтому я выбрала более короткое Трикл.


Рекомендуем почитать
Ястребиная бухта, или Приключения Вероники

Второй роман о Веронике. Первый — «Судовая роль, или Путешествие Вероники».


Сок глазных яблок

Книга представляет собой оригинальную и яркую художественную интерпретацию картины мира душевно больных людей – описание безумия «изнутри». Искренне поверив в собственное сумасшествие и провозгласив Королеву психиатрии (шизофрению) своей музой, Аква Тофана тщательно воспроизводит атмосферу помешательства, имитирует и обыгрывает особенности мышления, речи и восприятия при различных психических нарушениях. Описывает и анализирует спектр внутренних, межличностных, социальных и культурно-философских проблем и вопросов, с которыми ей пришлось столкнуться: стигматизацию и самостигматизацию, ценность творчества психически больных, взаимоотношения между врачом и пациентом и многие другие.


Солнечный день

Франтишек Ставинога — видный чешский прозаик, автор романов и новелл о жизни чешских горняков и крестьян. В сборник включены произведения разных лет. Центральное место в нем занимает повесть «Как надо умирать», рассказывающая о гитлеровской оккупации, антифашистском Сопротивлении. Главная тема повести и рассказов — проверка людей «на прочность» в годину тяжелых испытаний, выявление в них высоких духовных и моральных качеств, братская дружба чешского и русского народов.


Премьера

Роман посвящен театру. Его действующие лица — актеры, режиссеры, драматурги, художники сцены. Через их образы автор раскрывает особенности творческого труда и таланта, в яркой художественной форме осмысливает многие проблемы современного театра.


Выкрест

От автора В сентябре 1997 года в 9-м номере «Знамени» вышла в свет «Тень слова». За прошедшие годы журнал опубликовал тринадцать моих работ. Передавая эту — четырнадцатую, — которая продолжает цикл монологов («Он» — № 3, 2006, «Восходитель» — № 7, 2006, «Письма из Петербурга» — № 2, 2007), я мысленно отмечаю десятилетие такого тесного сотрудничества. Я искренне благодарю за него редакцию «Знамени» и моего неизменного редактора Елену Сергеевну Холмогорову. Трудясь над «Выкрестом», я не мог обойтись без исследования доктора медицины М.


Неканоническое житие. Мистическая драма

"Веру в Бога на поток!" - вот призыв нового реалити-шоу, участником которого становится старец Лазарь. Что он получит в конце этого проекта?


Женщины, о которых думаю ночами

Миа Канкимяки уходит с работы, продает свой дом и едет в Африку, чтобы увидеть, как жила Карен Бликсен – датская писательница, владевшая кофейной плантацией в 1920-х годах и охотившаяся на диких животных в саванне. Она вдохновляется отважными путешественницами и первооткрывательницами XIX века, которые в одиночку странствовали по самым опасным местам планеты. Во Флоренции Миа ищет забытые картины художниц Ренессанса, создававших грандиозные полотна, несмотря на все ограничения эпохи. В Японии она идет по следу Яёи Кусама – самой знаменитой художницы современности. Заново открывая миру незаслуженно забытые женские имена, в своем путешествии Миа учится вдохновенной жизни и находит свой писательский голос.


Давай надеяться на лучшее

Во время кормления своего грудного сына Каролина получает странное письмо от любимого мужа Акселя – в нем он сообщает пароли от своего компьютера и дает распоряжения на случай своей смерти. Каролина сначала удивляется, затем раздражается – это так типично для ее несентиментального мужчины. Свое письмо Аксель заканчивает фразой: «Давай надеяться на лучшее!» Вскоре он умирает во сне. Блистательный литературный дебют – автобиографический роман Каролины Сеттерваль – мгновенно стал бестселлером в Швеции и был переведен на 24 языка.


Уборщица. История матери-одиночки, вырвавшейся из нищеты

Стефани 28 лет, и она отчаянно пытается вырваться из родного городка, чтобы исполнить свою мечту: поступить в университет и стать писательницей. Ее планы прерываются неожиданной беременностью и судебным разбирательством с отцом ребенка. С этого дня Стефани – нищая и бездомная мать-одиночка, которая может рассчитывать только на себя. Никто, включая ее собственных родителей, не может ей помочь. На протяжении нескольких тяжелых лет Стефани пытается дать надежный дом своей дочке Мие, выживая на крохи, перепадающие ей в виде нескольких пособий, и прискорбно низкий заработок уборщицы.