Все тайны подсознания - [11]
Не исключено, что в некоторых местах древние астрономы использовали телескопы. Ведь линзы были известны еще за 2500 лет до н. э. Но прямых доказательств этого нет, а потому официальным открывателем телескопа считается все тот же Галилей.
Если действительно не было в древности телескопа и единственным оптическим прибором оставался человеческий глаз, так ли тогда удивительны столь древние знания о лунах Юпитера, кольцах Сатурна, фазах Венеры?
Старинные изображения комет.
Добыты все эти сведения благодаря одной из самых совершеннейших биологических структур – человеческому глазу. В совершенстве его конструкции вы можете убедиться сами: в столь малом объеме природа сумела разместить прибор необычайной сложности. Сетчатка и зрительный нерв – это вещество мозга. Сеть кровеносных сосудов почти что в два раза гуще, нежели в любом другом органе. И наконец, уникальный хрусталик.
Через глаза в наш мозг, как установили ученые, поступает до 80 % всей информации.
Чем дальше направлен взгляд, тем спокойнее мышцы глаз. Не создавались ли глаза для высматривания удаленных предметов? В одном из примитивных племен в джунглях Африки, где занимались в основном охотой, как выяснилось, ни один абориген не страдал близорукостью и все охотники отличались необычайной зоркостью.
Приведу некоторые факты, которые я узнал в своих этнографических экспедициях от рыбаков, морских зверобоев и охотников – жителей различных селений Архангельской области.
В Беломорье, в деревне Койда, старик Нестерка, работавший в молодые годы зверобоем, рассказал мне об одном человеке, память о котором в окрестных местах жива и по сегодняшний день. Вот его рассказ: «Мы из веков около моря. У нас дом стоял на море глазами. Ромшей (артелью) на Зимнее море промышлять тюленя ходили. Спустились мы от деревни Семжи в море: пятнадцать лодок. На корме у нас сидит лопарь (так саамов прозывали). Мужики его на вёшно (весенний зверобойный промысел) нанимали. Прозвище у него было „вороний глаз“. Он смотрит – ворон ли летит. Если ворон летит мимо, вот и примечает, в какую сторону полетел, под какой ветер: попережник, север или полуночник. Ворон летит к зверям. Поедь себе смекает – еду. В это время лежат тюлени на льду, у них весь жир выходит, на теле вроде как короста, страшный зуд. Они будто кони катаются – чешут спины. Короста-то на льду остается, ворон ею и питается. Ежели низко ворон летит – звери недалеко, а высоко – на далеком расстоянии. Мы ехали до мыса Абрамова. Там в лед заехали. «Вороний глаз» кричит: «Ворон летит, вороти на лето (юг)». Все мужики, которые лодками правили, головы подняли, в небо глядят, ворона не видно, и зуйки-мальчишки, уж на что зорки, и те ничего не углядывают. Зорок был «Вороний глаз», видел сильно далеко, ему верят, слушают его. Три часа на юг держали направление. И вправду – лежат звери на льду.
Брали «Вороний глаз» в море на карбас и на парусники. Наши старики говорили: «Если моря не знаешь – сам на себя не надейся, за людьми иди. На промысел поехал, нужно знать течение воды и поворот земли». И в ненастную погоду, ночью, случалось ездить, ничего не видно, а «Вороний глаз» выведет… Сейчас на каждом носу, на банках (мелких местах) все огни. В прежнее время этого не было; где-нибудь какой-нибудь маяк – и все. Ночью плыли на баркасе, темень страшная стоит, полуночник (ветер) в сторону относит. «Вороний глаз» показывает, кричит: «Там светит!» Глядим – ничего не видать. Гребем с полчаса, глядим, опять ничего не видать, долго высматривали, наконец увидали маяк – на Моржовце светил. А ведь «Вороний глаз» этот свет уже когда видел! Вот и говорили: «Вороний глаз» дороже, чем алмаз».
Вскоре мне и самому пришлось убедиться в зоркости промысловиков-охотников. Была у меня давняя мечта: встретиться с охотниками, промышляющими в тайге или тундре пушнину и дичь, походить вместе с ними по звериным тропам, послушать их рассказы, байки, приговоры, узнать обычаи. Долгие годы в моих поездках по России дороги не приводили меня в охотничьи места. И вот однажды мечта сбылась. Случилось это на Севере, в деревне близ реки Мезени. Вызвался помочь мне в этом старый охотник Ермолаич. Несмотря на свой суровый вид, он был разговорчивым и добродушным стариком, в свои восемьдесят два года – крепким и бодрым.
Рано, на утренней заре, Ермолаич повел меня по мезенскому лесу, в охотничью избушку. По дороге он рассказывал: «Я помню деда своего Артемия Алексеевича. Он жил девяносто восемь лет. У него было шесть сыновей. С малых лет он их охотничьему делу обучал. Сам промыслом жил и детей промыслом вырастил. Промышляли они пушнину недалеко от дома по рекам, в лесу. Артемий Алексеевич учил: „Чтобы стать охотником, нужно выстрелить пороха с голенище, а свинца с топорище. Чтобы зверя добыть, надо хитрее зверя быть“. Дичь не просто промышлять, а белку еще мудренее. Она живет в сосновых борах, где ели – там шишки, ее корм. День в январе короткий, темнеет быстро, утром белка на воле еду добывает, а с полудня уже бежит в свое гнездо. Когда белка на кормах, собака на дух ее берет, а в гнезде уже не может ее найти. Охотишься и белку постоянно изучаешь. Если не изучить всю ее политику – лучше не промышлять. Белка – хитрая. Пойдет к своему гнезду, в него не зайдет сразу; прыгнет на дерево в метрах двадцати от него. Потом с дерева на дерево перескакивает, осматривается, осторожничает, чутье у нее тонкое, острое.
