Все тайны Москвы - [20]

Разоренный в Смутное время монастырь был восстановлен Михаилом Романовым и вскоре стал «царским богомольем». Новодевичий получал щедрые царские дары: вотчины, драгоценности, пожертвования.

Особенно полюбила его Софья Алексеевна, дочь царя Алексея Михайловича от его первой жены — Марии Ильиничны Милославской, сестра Петра I. Она практически отстроила монастырь заново, в модном в то время стиле барокко. Сложно сказать, говорили ли восхищенные масштабами строительства богомольцы что-то вроде «как для себя старается», но вышло именно так.

После смерти царя Федора Алексеевича, не оставившего наследников, на трон претендовали два его младших брата: Иван V и Петр I. Ивана продвигал на царство клан Милославских, а Петра — Нарышкиных. В день смерти Федора Алексеевича, 27 апреля 1682 года, царем был провозглашен Петр. Про Ивана, несмотря на его старшинство, говорили, что он слабоумен.

Умная и энергичная Софья решила воспользоваться недовольством стрельцов, которые давно не получали жалованья, и, опираясь на клан Милославских, стала распускать слухи, что «худородные» Нарышкины и вовсе «загнобят» стрельцов.

А 15 мая и вовсе разнесся слух, что Нарышкины задушили царевича Ивана. Стрельцы бросились с оружием в Кремль, смяв охрану, и лишь царица Наталья Кирилловна, державшая за руки царя Петра и царевича Ивана, патриарх и несколько бояр, не испугавшиеся выйти к разъяренной толпе, сумели их успокоить.

Но князь Михаил Долгорукий, сторонник Нарышкиных, начал кричать на стрельцов, обвиняя их в измене и угрожая суровой расправой. Это была ошибка: стрельцы поднялись на крыльцо и сначала сбросили на подставленные пики Долгорукого, а потом расправились и еще с несколькими сторонниками клана Нарышкиных. Начались убийства бояр и стрелецких начальников, пытавшихся призвать воинство к дисциплине. Затем стрельцы поставили в Кремле свои караулы, и царская семья оказалась в заложниках взбунтовавшегося воинства.

На следующий день стрельцы потребовали выдать Ивана Нарышкина, который прятался в спальне сестры-царицы, угрожая, если этого не будет сделано, перебить всех бояр. Наталье Кирилловне, под давлением Софьи, пришлось на это пойти, и ее брата предали пытке и казнили. Отец же царицы Кирилл Полуэктович Нарышкин, по настоянию стрельцов, был пострижен в монахи и выслан в Кирилло-Белозерский монастырь.

Хотя царем формально оставался малолетний Петр, а Наталья Кирилловна — регентшей, никакой силы за ними не стояло: все их родственники и сторонники или были перебиты, или бежали из столицы.

19 мая стрельцы подали царю челобитную (а фактически — ультиматум) с требованием выплатить им всю задолженность по жалованью, которая, по их мнению, составляла 240 000 рублей. Таких денег в казне не было, достать их было негде, и управление государством взяла в свои руки Софья: она приказала собирать для этого деньги по всей стране и даже переплавить золотую и серебряную посуду царской столовой.

23 мая стрельцы подали новую челобитную, в которой, явно не без наущения Софьи, обращались сразу к двум государям: Петру и Ивану — и просили сделать Софью регентшей. Такое решение было выгодно не только Милославским, получавшим в руки часть уплывшей было власти, но и им самим, которые теперь могли не опасаться мести Нарышкиных.

Патриарху и Боярской думе не оставалось ничего другого, как выполнить требования стрельцов. Но те не успокоились и для окончательного разрешения ситуации потребовали признать все совершенные ими убийства не только законными, но и поставить на Лобном месте памятный столб, на котором должны были быть вырезаны имена всех «воров-бояр», истребленных во время бунта, с перечислением их злоупотреблений, никем, понятно, не доказанных. И лишь когда было исполнено это, стрельцы успокоились. Но покидать Кремль, тем не менее, не спешили.

Софья назначила высшим стрелецким начальником князя И. А. Хованского, сторонника Милославских, весьма популярного среди стрельцов. Но тот начал вести свою игру, с одной стороны баламутя войско, с другой — говоря Софье, что, «когда меня не станет, то в Москве будут ходить по колена в крови».

Это время и получило название «Хованщина». Старообрядцы, еще недавно жестоко преследуемые правительством, почувствовали слабость Кремля и стали изо всех уголков страны стекаться в Москву и проповедовать в стрелецких полках возврат к старой вере. Хованский их поддерживал, видя в этом еще один рычаг давления на регентшу. Но, собственно, вернуться к старой вере было не в силах правительства: это была прерогатива церкви и патриарха. Да и вряд ли Софья на это пошла бы: тем самым она не только признала бы неправоту исправления богослужебных книг своим отцом, но и окончательно потеряла авторитет в народе.

Между тем старообрядцы стали настаивать на диспуте между представителями «старой» и «новой» веры и получили в этом поддержку от Хованского. Софья, понимая, что дискуссии избежать уже не удастся, сумела перенести ее с площади в Кремль, в Грановитую палату. Было ясно, что на площади диспут станет слушать народ, который мало что понимает в богословии, и его симпатии окажутся просто на стороне более умелых ораторов. А учитывая еще и весьма низкую популярность власти…