Все так - [11]

Весной Костик издал монографию. Сотрудники стали подозревать его в подлом стремлении к докторской и практически перестали здороваться. Это была большая удача. И, чтобы закрепить успех всеобщего молчания, Костик утвердил себе тему. В ней было все: разделенные народы, женщины, насилие и бедность. Все, что продолжало быть модным, заметным и грантоемким. В июне Костик взялся готовить школьников к поступлению. Ездил на дом, потому что приглашать их в общежитие было глупо и стыдно.

Курс евро к шиллингу, курс доллара к евро, курс рубля… Костик внимательно следил за ними, чтобы не опростоволоситься. Он решил отдать Зоряне и Моцарта, и его эквивалент. Он не знал, что скажет ей при встрече. Но в том, что хотя бы один раз он сможет ее увидеть, не сомневался.

Летом Костика пригласили в Брно и предложили прочесть несколько лекций. Девочек на семинаре было гораздо больше, чем мальчиков. Они вели себя так, что Костик мог выбирать.

Костик выбрал руководительницу проекта: крупного, тридцативосьмилетнего социолога из Кельна Дану Шульц. Она была белой. Она была похожа на кролика-альбиноса. Только глаза у Даны были не красными, а почти бесцветными, как у Люули.

Дана была вежливой, доброжелательной и холодной. Дана была польщена выбором Костика. Дана давно так не смеялась. И ей давно не было так хорошо. “Вообще-то я лесбиянка”, — сказала она по пути в душ. “Я должен знать что-то еще?” — спросил Костик. “Нет”, — покачала головой Дана.

Хорошо. Костик устал знать и не хотел догадываться. Просто семинар. В Брно. Не так далеко от Вены, если вдуматься. Не так далеко.

Дана курила. Но “Прима” ей не понравилась. Дана слушала. Почти так же хорошо, как Алик. Только Дане нельзя было дать под дых. Дана сказала, что если бы каждый мужчина оказался рядом со своей женщиной навсегда, то закончился бы хоровод и весь мир стоял бы парами. “Лежал”, — уточнил Костик.

Какая разница. Если бы каждая женщина, которая узнала своего мужчину, пошла бы за ним, то все исчезло бы в одночасье: прогресс, цивилизация, демократия, наука, литература. Тот, кто уходит, тащит за собой на веревке весь мир.

“А тот, кто остается?” — спросил Костик.

“Верит, что эта веревка существует”, — сказала Дана.

* * *

Инсульт у Люули случился в лесу. “Смотри, Степан, белый!” — громко сказала она, показывая палкой в пустоту. Замерла и вдруг рухнула. Костик успел ее подхватить и осторожно уложить на траву. Люули хрипло дышала, глядела в небо, почти не мигая, и старательно шевелила губами.

Уже был мобильный. Уже у всех были мобильные. Костик позвонил Оле, чтобы она привезла врача. Прямо в лес и за любые деньги. У Костика были любые деньги. Четыреста евро и пять тысяч бесполезных шиллингов…

Костик лег рядом с Люули, обнял ее и закрыл глаза. Время, остановленное Зоряной, снова пошло. Минутами падали листья, секундами топали по руке лесные муравьи. “Не спи, Люули. Люули не хочет спать. Кто же спит с самого утра?”

Оля привезла врача, “скорую” и надежду на то, что все будет хорошо.

Так и вышло. Оля родила мальчика, а Люули вернулась. Она плохо ходила. Почти не говорила по-русски, часто называла Костика Степаном, но рвалась за морошкой как в последний бой. И, как в последний бой, уезжала на рыбалку. Костик катил кресло, и до озер они добирались намного быстрее, чем прежде. Люули не командовала, не приседала к каждому пеньку, не наклонялась, чтобы сорвать ягоду и тут же положить ее в рот, сделать “кислое лицо” и заставить Костика “собрать аккуратненько для ликера”…

Кресло и “одноразовые трусы для взрослых” прислала Мардж.

Яша починил крыльцо, отреставрировал дверь и подался производить “финские домики”, похожие на конструктор “Сделай сам”, только очень больших размеров. К этому делу приспособился и Костик. Построить дом “хоть из чего” оказалось делом нетрудным.

Не трудным.

Костик думал о том, что никто не собирался жить именно так. Ни Люули, ни Костик, ни Мардж, ни профессор Попов, ни Яша. Никто. И Зоряна и несгибаемый дед Вукан тоже не собирались.

Не хотели, не заказывали, не призывали, не планировали. Жизнь приходила к ним сама. И гнать ее было бессмысленно.

Никто и не думал гнать. Но некоторые — сопротивлялись.

Оля, например, нашла финна, готового любить ее, пока смерть не вступит в свои права. Финн был сохранный, с хорошими зубами, большой пенсией и желанием иметь своих детей. Чужих детей финн не хотел. Он был готов только на чужую мать, потому что потенциальная теща сразу предложила свои услуги в качестве домработницы, повара, экономки и чистильщицы бассейна.

Глупый, еще не разведенный Яша очень обиделся и набил жениху морду. Это было неосмотрительно. Со стороны финна неосмотрительно было приезжать вот так, без предупреждения. Со стороны Яши и вовсе глупо: сначала впускать постороннего человека в дом, а после, выяснив, что он никакой не посторонний, а практически родственник, бить прямо в челюсть. Яшу арестовали. И денег Костика хватило только на то, чтобы восемь лет, которые просил прокурор, плавно уменьшились до двух.

Оля развелась с Яшей по переписке и привела к Костику сына.

“Это Гриша”, — сказала Оля.

“Мы знакомы”, — сказал Костик.