Все страсти мегаполиса - [27]

И лишь через несколько минут Соня уловила в его поведении что-то странное. Даже голос его звучал как-то не так, и это невозможно было списать на простуду: в голосе слышались торопливые, взволнованные интонации.

«Что это с ним? – удивленно подумала Соня. – Температура снова поднялась, что ли?»

И тут Петя сам развеял ее недоумение. Он вдруг обернулся от плиты, над которой держал на весу турку, давая то подняться, то опуститься кофейной пене, и – Соне показалось, что перед этим он прижмурился, – сказал:

– Соня!..

– Что? – удивленно спросила она.

Очень уж взволнованно звучал его голос.

– Соня!.. – повторил Петя. – Мы с тобой встречаемся уже почти месяц, и я... – Он замолчал. Потом вдохнул поглубже, словно собирался прыгать в воду, и продолжил: – И я считаю, наши отношения должны стать более близкими.

«Это как понимать? – изумилась Соня. – Замуж он меня зовет, что ли?»

Предположение, что Петя зовет ее замуж, показалось ей таким смешным, что она едва удержалась, чтобы не прыснуть в ладонь. Представить его в виде мужа – да ведь это из области фантастики! То есть, конечно, она никого не могла представить в виде своего мужа, да и не хотела представлять, но Петя... Ничего себе заявленьице!

– Я знаю, – наверное, все-таки поймав ее изумленный взгляд, торопливо проговорил он, – все это, конечно, должно происходить совсем не так. Вероятно, как-то более спонтанно. Но дело в том, что я...

И тут Петя повел себя так, как Соня менее всего могла от него ожидать. Он поставил турку на плиту – не на горящую конфорку, а на соседнюю – и шагнул к сидящей за столом Соне. Сделал один шаг, другой и, оказавшись рядом с нею, быстро обнял ее за плечи. От того, что Соня сидела, а он стоял, объятие получилось неловкое: Сонин нос уткнулся Пете в живот, прямо в пуговицу рубашки.

– Я тебя хочу! – выдохнул Петя.

– Как?! – вырвалось у Сони.

Все его действия являлись, конечно, образцом бестолковости. Но и ее вопрос был в точности из того же разряда.

– Как мужчина женщину, – ответил Петя.

Кажется, Сонин вопрос не показался ему глупым.

Зато она наконец опомнилась. И комичность ситуации стала для нее такой очевидной, что одно только нежелание обидеть Петю удержало ее от смеха. Да и то пришлось уткнуться ему в живот, потому что одного лишь этого нежелания все-таки было недостаточно: смех так и рвался у нее изнутри.

Наверное, Петя воспринял этот жест как ответ. Притом как ответ положительный. Он тут же обхватил ее за спину с еще большей, чем прежде, неуклюжестью и потянул вверх, как репку из грядки. Не сопротивляться же было его порыву! Соня встала.

– Я тебя очень хочу, – шепнул Петя. – А ты?

Его губы пришлись как раз к ее макушке; она едва расслышала его слова. Что ответить, Соня не знала. Она даже не предполагала, что мужчина может задать женщине такой вопрос. Ну какого ответа он ожидает? Любой прозвучит глупо. Вместе с тем объяснять Пете, что нужны не вопросы, а действия, тоже казалось ей глупым. Или грубым. В общем, бессмысленным. Потому что никакие его действия не были ей нужны.

Руки у него оказались довольно крепкие, он сомкнул их у Сони на спине, и освободиться из его объятий не представлялось возможным. Не вырываться же!

Она все-таки повела плечами, пытаясь высвободиться. Но Петя воспринял этот жест в совершенно неправильном смысле – скорее всего, подумал, что так она выражает страсть. Он сжал руки еще сильнее и, то ли качнув, то ли крутнув головой, поцеловал Соню в губы.

Поцелуй его оказался приятен. Губы у него были мягкие, но не вялые. Они пахли малиной и мятой. Соня вспомнила, что мятный листок был нарисован на пузырьке с каплями для полоскания горла. Ей показалось, что целуется Петя неумело. Но и это почему-то было приятно.

– Пойдем ко мне в комнату, а? – с трудом оторвавшись от ее губ, задыхаясь от волнения, прерывисто прошептал Петя.

Соня не знала, что ответить. Ей нравилось с ним целоваться, но хотелось ли продолжения?.. В этом она вовсе не была уверена.

Она даже вдохнула поглубже, будто надеялась, что за время вдоха-выдоха успеет разобраться в собственных желаниях. Но все получилось совсем не так, как она ожидала.

Петя вдруг напрягся, как будто услышал что-то пугающее. И сразу же Соня тоже услышала шум, донесшийся из прихожей. Это был даже не шум, а только легкий скрежет поворачивающегося в замке ключа. Но за ним последовал скрип открывающейся входной двери.

– Заходи, – послышался в прихожей женский голос. – Ну Петька, опять свет не выключил! После того как он на работу уйдет, три раза все проверяю. Хорошо, если только свет оставит, а если газ или утюг?

– Но вот сегодня же ты не проверила, – возразил мужской голос.

В отличие от женского, уверенного и громкого, он был слабый, даже какой-то дребезжащий.

– Потому что ты позвонил, и я чуть свет из дому выскочила, – сказала женщина. – Тапки вон те бери, белые.

– Покойницкие.

– Типун тебе на язык! Сейчас коньячку выпьем, сразу в норму придешь. И в кроватку, в постельку. Давно пора!

Во время этого разговора Петя напоминал соляной столп. Или нет, соляной столп он как раз не напоминал нисколько – скорее ватную игрушку. У Сони был набитый ватой медвежонок, с которым еще мама играла в детстве. И ее, маленькую, ужасно сердило, что этого медвежонка невозможно было ни поставить, ни даже посадить, прислонив к бортику песочницы: ноги у него подкашивались, да и весь он был такой мягкий, что сразу валился на бок.