Все реки текут - [70]

Мистер Гамильтон вбежал в комнату – он всегда спешил – и критическим взглядом окинул работу Дели. Потом выпрямился и качнулся на каблуках. Он был явно доволен, однако его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным.

– Ну вот, теперь то, что надо, – с несвойственным ему воодушевлением проговорил мистер Гамильтон. – Вы поняли, что от вас требуется. Макфи говорил, что вы очень талантливы, настоящий самородок. Гм-м, в самом деле. Жаль, что Макфи уезжает. Такая потеря для города.

– Для меня тоже, я буду скучать по ним обоим. Они первые, с кем я подружилась в Эчуке. Они предлагали мне переехать вместе с ними в Бендиго, но я не захотела из-за реки, не могу с ней расстаться.

– Оба Макфи о вас очень высокого мнения, поверьте.

– Я постараюсь вас не разочаровать, мистер Гамильтон. Я хотела вас попросить…

– Нет, нет, девочка, не надо просьб. Помните: как можно больше ярко-голубого. Эти открытки вышли просто замечательно.

У входной двери звякнул колокольчик и мистер Гамильтон исчез. Дели вздохнула и снова взялась за кисти.

2

Уезжая, миссис Макфи подарила Дели новое платье, вернее, она купила десять ярдов бледно-голубого бомбазина с изящными розовыми бутонами по всему полю, и они с Дели выкроили платье с модной юбкой «принцесса» и легким шлейфом, который крепился на спине; по всему подолу в несколько рядов шли оборки. Когда Дели в первый раз надела платье и, завязав широкий голубой пояс, посмотрела в зеркало, она не узнала себя.

Она будто стала выше, стройней и изящней. Спускаясь по лестнице, она приподняла рукой шлейф, и тут ей в голову пришел план, который могла придумать только женщина. Прежде всего она попросит мистера Гамильтона сфотографировать ее в новом платье.

Каждое утро до начала работы Дели должна была просматривать Книгу записи посетителей и вытирать пыль с кушетки, плюшевого кресла, растущей в кадке пальмы и задника, на котором была нарисована лестница с мраморной балюстрадой.

Мистер Гамильтон не любил снимать детей, и Дели оказалась тут незаменимой помощницей. Она усаживала хнычущего малыша на меховой коврик и снимала ему ботиночки. Коврик щекотал детские пальчики, и довольный малыш начинал улыбаться и гукать. Крохотные девчушки с огромными от испуга глазами и огромными бантами на талии стояли на одной ножке, обутой в черный чулок, а Дели держала в своих руках их ладошки. Мальчики в нарядных бриджах и кружевных воротничках, заметив улыбающуюся из-за маминой спины Дели, тоже расплывались в улыбке.

Дели потихоньку училась ретушировать, стараясь, чтобы на портрете как можно меньше были заметны недостатки лица позирующего: убирала веснушки, делала темнее светлые брови, добавляла световые пятна в волосы и зубы.

Мистер Гамильтон, хотя и скупой на похвалы, был очень доволен помощницей. Подумать только: и как он мог терпеть возле себя тупоголового парня, работавшего у него раньше? Никакого сравнения! Однако он старался не перегружать девочку. Хрупкая Дели казалась ему физически слабой, и если он вдруг находил, что она выглядит уставшей и бледнее обычного, он немедленно отправлял ее домой отдыхать. На самом дело бледность кожи была присуща Дели от природы, а то, что казалось усталостью, было всего лишь проявлением скуки. И Дели, получив освобождение от работы, тут же подхватывала этюдник, бежала на природу и рисовала, пока не исчезал с небосклона последний луч света.

Дели принесла новое платье в комнату, где работала, и оставила его лежать в картонной коробке. Убедившись, что посетителей на сегодняшний день больше нет, она поспешно сияла рабочую блузку с высоким воротником, узкую саржевую юбку и скользнула в волны ласкового, струящегося шелка. Мгновение – и девочка преобразилась. Щеткой и гребешком она красиво уложила на лбу несколько вьющихся прядей и, высоко подняв голову, грациозно прошлась по ателье, сопровождаемая мягким шелестом юбок.

Мистер Гамильтон, который в эту минуту передвигал кушетку, остановился и удивленно заморгал. От волнения щеки Дели порозовели, а глаза стали почти черными. Белый лоб, оттененный черными волосами и темными ниточками бровей, казался мраморным.

– Ну и ну, – удивленно протянул мистер Гамильтон. По лицу Дели скользнула торжествующая улыбка.

– Это здесь не понадобится. – Мистер Гамильтон резко отодвинул диван. – Здесь нужна лестница с итальянской балюстрадой. Сейчас что-нибудь придумаем. – На губах его мелькнуло подобие улыбки.

Мистер Гамильтон засуетился, выбирая Дели место у нарисованной лестницы, – в нем проснулся художник. Он принес подушку и, положив ее на пол, пристроил на ней длинный шлейф. Дели молча наблюдала за его приготовлениями. Мистер Гамильтон вернулся к фотоаппарату, заглянул в объектив и вновь вынырнул. Склонив голову на плечо, он присмотрелся к Дели, что-то прикинул.

– Вот в чем дело! Ваши руки, мисс Гордон. Думаю, вам лучше убрать их за спину. Нет, нет, они должны быть видны, вы только слегка соедините их сзади… Так. Хорошо.

Дели смутилась. Кисти рук у нее и вправду великоваты; они всегда на фотографиях выходят некрасивыми.

– Улыбнитесь! Нет, нет, не так широко, лишь намек на улыбку. Прекрасно. Задержитесь в таком положения.