Все реки текут - [50]

А Дели лежала без сна, боясь пошевелиться, чтобы не расплескать в себе огромную радость, переливавшуюся через край. Она чувствовала губы Адама на своих губах, и новое, доселе дремавшее ощущение пробуждалось в девушке и завладевало ею.

К ней зашла Бесси справиться о ее здоровье. Дели улыбнулась ей сквозь дрему. Милая Бесси, милая тетя Эстер! Она любила их всех и готова была любить целый мир.

22

В следующем месяце погода наладилась. Ласковые дни, напоенные ароматом цветущих трав, чередовались с бархатными ночами. Лягушки устраивали по вечерам оргии: мерцали, перекликаясь в ночи, звезды, птицы гомонили на деревьях, совершая брачный обряд. И в эти дни Или и Ползучая Анни заявили, что хотят пожениться.

Эстер так и села. Анни выходит замуж! Зачем? Ведь не молоденькая, и умом Бог не обидел, неужто не понимает, что в браке нет ничего хорошего, только огорчения да неприятности. Одна отрада – дети, вон как у нее Адам, но Анни уже не в том возрасте, чтобы рожать. Хочет заполучить себе в постель мужика? Нашла счастье! Она, Эстер, только и мечтает, как бы от этого счастья избавиться.

– А вы уверены, что правильно решили? – спросила она. – Не торопитесь, подумайте получше.

– Подумать? – взвизгнула Анни. – Как бы не так! Будет он ждать! Да его теперь ничем не остановишь, не терпится ему, – и она закатила к потолку свои светлые чуть навыкате, как у овцы, глаза.

Что ж, раз такое дело, пусть женятся. И Эстер принялась помогать Анни готовиться к свадьбе: раскроила подвенечное платье, пересмотрела свой запас постельного белья, выбрала молодоженам в подарок комплект – не новый, но вполне еще крепкий, и занялась свадебным пирогом.

Или, стоя на приставной лестнице, соорудил рядом со своей кроватью вторую, такую же, прикрепил на откидной столик кусок сукна оливкового цвета, который дала ему хозяйка дома, и установил печь в пристройке к кухне – раньше-то он пристройкой не пользовался, ни к чему было.

Сделали все честь по чести: наметили день свадьбы и заранее объявили о предстоящем браке. В назначенный день вместо пастора – он был в отъезде – на церемонию из Эчуки прибыл автобусом викарий: худощавый молодой человек с большим кадыком. Стояла такая жара, что Эстер решила отмечать событие на улице, чем немало обрадовала Или: он совсем запарился в «приличном» костюме из голубой саржи; лицо горело от жары и смущения, рот был крепко сжат, а глаза едва не вылезали из орбит: скорей бы уж все закончилось.

– Будто к себе на похороны пришел, – заявил он, оглядев гостиную, – цветов-то сколько натащили и надраили все – ослепнуть можно.

Гостиная стараниями невесты и хозяйки дома действительно преобразилась: Анни начистила до блеска латунную решетку, медный кофейник и серебряный чайник, а Эстер украсила комнату гиацинтами и клематисами, правда, втайне старалась она не ради невесты – ей хотелось произвести впечатление на викария – когда-то еще случится принимать его в своем доме?

Церемония венчания проходила в конце сада в тени огромных эвкалиптов. Джеки и Луси наблюдали за чудным брачным ритуалом белых с нескрываемым интересом, с тем же интересом, пожалуй, антрополог наблюдал бы за каким-нибудь давно утраченным туземным обрядом. Нескладная невеста в платье из белого тюля, что должно было означать ее полную непосвященность в тайны собственного тела, стояла рядом с испуганным стариком, а человек в нелепом одеянии, неизвестно к чему и почему распевал над ними всякие странные слова типа «деторождение».

Пока мистер Полсон читал молитву, Дели, опустив глаза, разглядывала землю: абсолютно лишенная растительности, она была похожа на пестрый ковер – солнечные лучи, проникая сквозь густую листву деревьев, расцвечивали серую земную поверхность светлыми пятнами, по которым прокладывали себе дорожки суетливые муравьи.

Попугаи какаду с зеленовато-желтыми хохолками, пронзительно вереща, промчались стайкой вниз, к реке. С дальнего берега от стоянки аборигенов долетели лай и визг сцепившихся собак. Дели вдруг физически ощутила, как разросшийся вокруг кустарник сжимает плотным кольцом маленький пятачок, на котором они затеяли венчание, явственно услышала звук бегущей воды: река течет. «Баями» старика Чарли приблизился и, казалось, скорее отзовется, чем Господь Бог, к которому на чисто английском языке взывал мистер Полсон.

Если не считать подтаявшего на солнце желе, завтрак в честь молодых удался на славу. Или и Анни, воспользовавшись тем, что хозяин и викарий увлеклись беседой за стаканчиком портвейна, вскоре улизнули в свою хижину. Мистер Полсон остался на ночь, и после ужина дядя Чарльз пригласил его в благоухающую цветами гостиную послушать музыку. Дели в муслиновом крапчатом платье, перехваченном в талии широким голубым поясом, села за фортепиано, аккомпанируя себе, низким вибрирующим голосом запела «Прощание араба со скакуном». Мистер Полсон стоял рядом с инструментом и, помогая Дели, переворачивал страницы нот.

Дели смотрела на свои руки с широкими ладонями и длинными пальцами, и задумчиво улыбалась собственным мыслям: Адам терпеть не мог сентиментальных песен и как-то раз назвал «Сентиментальные баллады» сентиментальной балдаблудой – Дели и не думала, что он может так выражаться.