Все реки текут - 2 - [167]

Алекс хорошо сдал экзамены и стал получать государственную стипендию, и еще от Общества австралийских врачей.

Он теперь жил в Сиднее и редко писал письма, в которых постоянно жаловался на нехватку времени, большое количество занятий, слегка хвастался успехами в учебе. Писал о смешных случаях в анатомическом классе и в конце каждого письма делал приписку: «Шлем привет тебе я и Энни — очень симпатичная девушка».

Кто такая Энни, Дели не знала, но она предполагала, что, возможно, эта незнакомка в скором будущем станет женой Алекса.

Год прошел после смерти Брентона, почти год прошел после смерти Максимилиана.

Но Дели хотя бы раз в полтора-два месяца все же заходила на почту в Марри-Бридж, когда «Филадельфия» останавливалась в этом городке. Она понимала, что от Берта писем не может быть, но тем не менее ее сердце сжималось, когда она подходила к зданию почты.

Совсем не ожидая, она получила письмо от Аластера, уже давно забытого Аластера. И эта весточка от него ее страшно обрадовала. Она побежала к старым эвкалиптам и только там, в заповеднике, распечатала письмо и окаменела.

Аластер писал совсем не то, что ей хотелось бы. Он сообщал, что женился на Сесили, около месяца тому назад. Писал, что письмо ее получил, но на предложение — погостить на «Филадельфии» — по-прежнему положительно ответить не может.

Письмо было холодным и сухим. Дели, читая его, почувствовала озноб, пробежавший по спине и плечам.

Мисс Баретт по-прежнему жила у него, она была гувернанткой у детей Аластера, но вскоре собиралась учительствовать в миссии Поинт-Маклей и уже готовила там школу кустарных ремесел для девочек.

Дели скомкала письмо и положила в сумочку.

«Вот и все, — подумала она. — Вот и последняя ниточка оборвалась. Последняя ниточка предпоследней любви…»

Мэг вместе с Огденом скоро покинула «Филадельфию» и поселилась в маленьком домике Огдена, у шлюза.

Огден отчего-то не хотел вообще никакой свадьбы, и ему удалось настоять на своем, хотя Дели дала изрядную сумму на приобретение приданого для Мэг и приличной мебели в дом.

Мэг поступила на краткосрочные курсы медицинских сестер, но скоро стала жаловаться, что слишком устает, но все же через полгода закончила курсы и получила свидетельство младшей медицинской сестры.

Гордон стал вторым человеком на пароходе. Он был и за шкипера, когда Бренни просил его сменить, и за кочегара, и за повара. И всю работу выполнял беспрекословно и старательно.

Дели удивлялась, глядя на него, какие с ним произошли перемены. Он стал еще более нелюдимым и замкнутым, но покупает кипы книг по искусству и искусствоведению. Дели не спрашивала, что означает его новое увлечение, однажды Гордон сам признался, что хочет заочно сдать экзамены на бакалавра и магистра искусствоведения. Дели была обрадована, что у сына наконец-то появилось какое-то стоящее увлечение.

Глядя, как он старательно штудирует книжки и временами обращается к ней за консультациями по теории и истории искусства, Дели и сама почувствовала тягу к рисованию.

Она почувствовала желание рисовать еще до того, как однажды, зайдя на почту, обнаружила там огромную посылку на свое имя. Это была тщательно упакованная картина.

Дели тут же на почте стала срывать с нее ткань и многочисленные слои бумаги. И когда она отделила последний бумажный слой, то чуть не вскрикнула от радости. Она увидела то, что и предполагала увидеть. Это была ее отреставрированная картина, пейзаж с паутиной. На обороте углем было написано «Летний вечер».

Вместо письма была короткая записка, поспешно написанная тем же черным углем: «Прощай. Я в Южной Америке. Берт».

Дели хотела сохранить этот клочок бумаги, но, подумав, выбросила его тут же на почте в мусорную корзину для бумаг.

А ее «паутина» действительно была отлично отреставрирована, вместо прежней зияющей дыры было едва заметное возвышение на холсте, маленький бугорок из краски.

Дели быстро пошла с почты на пароход, зажав картину под мышкой, она почти бежала, чтобы по дороге не думать о прошлом, не вспоминать. И ей вполне удалось не поддаться воспоминаниям.

Как раз в этот день на пароход приехали на пару дней Мэг и Огден. Дели занялась приготовлением чего-нибудь вкусненького, а картину, завернув в грязные тряпки, спрятала в кладовую, где хранились продукты.

Бренни уже получил капитанское свидетельство. Он редко брился, и его рыжеватая бородка чем-то отдаленно напоминала бороду Брентона.

С каждым месяцем Дели все менее интересовалась делами парохода. Она все поручила Бренни, а сама почти целыми днями сидела на палубе и делала зарисовки берегов: сотни, тысячи подготовительных рисунков для пейзажа с кроликами; но с каждым днем недовольство ее росло, кисть все больше и больше сопротивлялась ее руке, и Дели на несколько недель бросила рисовать… До тех пор пока ей не приснился смеющийся Берт, который во сне смеялся над ее беспомощностью:

— Ты же самая известная художница в Австралии, а какие-то глупые кролики от тебя разбежались.

Дели проснулась в холодном поту и до утра уже не сомкнула глаз. Она сидела перед зеркалом и смотрела на свои наполовину уже седые волосы. Как быстро она поседела, за какой-то один год…