Все равно! - [47]

— Однако! — сказал я по привычке, ощупывая грудь.

— Что это было? — Андрей сидел привалившись к стене.

— Концентрация энергии в заданной точке. Его просто распылило на атомы.

Карась спрыгнул на площадку перед пещерой и заорал:

— Эй Жека, у вас всё в порядке?

— В порядке, в порядке…

Я обернулся. Растерзанный труп китайца, Мишка склонившийся над водой…

— Не пей! — закричал я.

Мой бывший друг обернулся, оскалив зубы и сделал первый глоток.

Несколько минут спустя, мы всё так же стояли вокруг, и смотрели на то что от него осталось. Вся штука в том, кто кого пьет. Ты воду, или вода тебя.

— Ты знал с самого начала. — сказал Карась, его рот кривился. — Ты устроил всё это! Какая же ты сволочь, Жека Самурай!

— Хорошо, я знал. Я не знаю откуда знал, но ты прав. Многие знания — многие печали. Это сказал ты, и это правда. Только исполни мою просьбу, больше я ни о чём не прошу.

Я понимал что теряю друга, уже потерял. Он думал что я схитрил, и расправился со своими врагами чужими руками, а для Карася с его представлениями о порядочности, это было неприемлемо.

— Говори! — сказал он.

— Я открыл новую фирму, называется «Лето», ты директор. Бумаги и всё остальное возьмёшь у Петровича. Деньги здесь. — Я протянул ему банковскую карту. — Кадету устроишь перевод к себе, возражать не будут, у нас контракт с Министерством Обороны. Лейтенанта Митрохина и его орлов возьми к кузнецу, пусть отвадит их от водки. А потом в наш центр, учиться. Нечего им дурака валять. Сделаешь?

Карась молча кивнул. Они ушли, а я остался. Проходили дни, потом месяц и скоро я сбился, предпочитая об этом не думать. Изредка я вылезал наружу и бегал по тайге, в надежде поймать зазевавшихся обитателей себе на обед.

Потом наступила зима, а боль не проходила. Я понял, что двигало мной. Ожидание чуда? Что явится добрый дядя и оживит Ольгу? Глупец. Теперь меня покинули все, даже Она. И ещё, мне не хотелось видеть людей.

В начале декабря, когда мороз начал рвать кору зазевавшихся деревьев, и по-над рекой стояли ломкие туманы от многокилометровых на перекатах полыней, я услышал крики о помощи…

Упряжка собак провалилась под лёд. Нарты и голова человека цеплявшегося за них ещё были видны на поверхности, но это было дело секунд. Ледяная вода несущаяся с гор засасывала всё живое под лёд, а у меня не было ничего, что я смог бы протянуть ему. Искать что-то уже не оставалось времени.

Я прыгнул к нему в воду, подняв фонтан брызг, которые застывали ещё в воздухе, и падали с шорохом рассыпанной дроби.

— Хватайся за меня!

Он схватился, не раздумывая ни секунды о том, что я собираюсь делать.

Глубоко вздохнув я дал течению утащить нас на глубину. По карайней мере здесь было теплее, чем снаружи. В равнинных реках вода в сильные морозы становится тяжёлой и тёмной. Она всегда напоминала мне глицерин покрытый льдом. Иное дело на горных речках, так же как и летом, вода сверкает бриллиантами, даже под хмурым низким небом. У него начались судороги меньше чем через сорок секунд, видимо обессилел от страха, и не смог удержать достаточно воздуха в лёгких. Было бы ошибкой думать что лёд такой же гладкий с обратной стороны. Я был внизу, а он рвался наверх. Его начало ударять головой о подводные наросты, он обмяк.

Пришлось схватить его за шею, нашёл его губы, и стал понемногу давать ему воздух. Он сначала дёрнулся от меня, но потом сообразив, что я единственный источник воздуха, сам вцепился в меня.

Так мы плыли ещё немного, пока я не заметил следующую полынью. Показал ему.

Он прикрыл глаза и отпустил меня.

— Работай ногами! — внушал ему, необходимо было разогнаться для выхода из воды, но ему мешала парка и унты, такие лёгкие наверху, они казались свинцовыми сейчас. Схватив его за руку, я потащил его за собой вверх.

— Спасибо течение помогло, а то бы мы так и плавали там внизу. — думал я, лёжа на мокром льду. Он зашевелился. Шапка слетела с него ещё в воде, и я увидел густые черные волосы рассыпанные на моей руке, той которой я обнимал её. Она открыла глаза от моего движения и отшатнулась. Я понял что дикий заросший человек, вряд ли подарок одинокой девушке мечтающей о спасении. Двигалась она с трудом, её меховой наряд уже начало сковывать льдом. На мне по-прежнему была китайская штормовка со свитером и джинсы, в общем мне было легче.

— Бежим!

Она хотела спросить: — Куда?

На десятки километров вокруг не было мало-мальски приличного жилья, где бы мы могли высушить одежду и согреться. Но подчинилась, потому что это был единственный выход. А я вёл её в свою пещеру, потому что другого места для нас попросту не существовало. Она не была физически подготовлена для такого экстрима, задыхалась и падала каждые пять метров, а я продолжал тащить её за руку, до тех пор пока она могла подниматься. Последние километры я тащил её перекинув через плечо, сталкивая на иногда землю, чтобы не поморозилась. Лучше несколько синяков, чем смерть от переохлаждения.

Спуститься по обледеневшей верёвке она не могла, пришлось обвязать её за талию, после чего скатил вниз. Она повисла в метре от площадки перед пещерой.

Я откинул вязанки хвороста, мешающие холодному воздуху проникать в моё жилище и занёс её внутрь. Быстро наломав прутьев, развёл небольшой огонь, и только после этого раздел её. Она была в полнейшей прострации, более я считаю не от холода, а от усталости, страха и беготни по лесу. Растерев её всю, завернул в Андрюшину шинель. И уснул. Прошло два или три дня, она ушла. Во сне я вспоминал её объятия и голос полный нежности: