Все пташки возвращаются на насест - [3]

…привычка возвращаться? Туда, где обоим было не так уж и здорово?

Он знал, что больше никогда не увидит Марту.

На поверхности вздулся пузырь тоски и немедленно лопнул; в воздухе разлился запах утраты и тут же исчез. Майкл выключил свет, перекатился через пятно (уже подсохшее) и уснул.

Он просматривал листы с кратким изложением дела и диктовал коллеге вопросы. Приотворилась дверь, секретарша просунула голову и сказала, что его ждет посетитель. Он протер глаза и глянул на часы: «Надо же! Три часа кряду!» Откинулся на спинку кресла, сгреб бумаги в папку.

– Ну что, перерывчик на ленч?

Второй адвокат потянулся, хрустнул суставами.

– Давай. Встречаемся в четыре, мне еще в «Найнсаузенд Билдинг» надо съездить, забрать вклад Барбаросси.

Кирксби тяжело вздохнул и обмяк в кресле. Ему вдруг стало не по себе, как будто нечто темное и грозное нависло над его личным Вифлеемом. Потом он встал и прошел в свой кабинет. К посетителю.

Она сидела наискосок в большом кожаном кресле и улыбалась.

– Джерри! – воскликнул он обрадованно и удивленно. Радость и удивление – вот его первая реакция. – Бог ты мой! Сколько лет?..

Она улыбалась, чуть приподняв краешек рта. Он вспомнил: это ее веселая улыбка.

– Шесть месяцев. А что, показалось дольше?

Он ухмыльнулся и пожал плечами. Они сошлись два с лишним года назад. А потом он от нее ушел. К Марте. С которой прожил месяц.

– Когда наслаждаешься жизнью, время летит быстро. – Она заложила ногу за ногу, давая понять этим жестом, что его распутство достойно самого сурового осуждения.

Он обошел вокруг стола и опустился в кресло.

– Джерри, не будь такой жестокой.

Еще одно возвращение. Сначала Марта – как гром с ясного неба, теперь Джерри… как чертик из коробки, да?

– Почему вас всех так и тянет в мои сети? – Он попытался смотреть Джерри в глаза, но ей такие штучки удавались лучше. Он почувствовал себя виноватым.

– Наверное, я бы могла тебе подкинуть кое-какие впечатляющие факты для многомиллионной тяжбы против одного из моих конкурентов, – сказала она, – но на самом деле мне очень захотелось тебя повидать.

Чтобы выиграть несколько секунд, он выдвинул и задвинул верхний ящик.

– Но зачем, Джерри? Зачем? Господи, да неужели мало на свете такого добра? Разве нельзя найти свежий источник, не забредая черт-те куда? – Майкл произнес это ласковым тоном, потому что этой женщине он говорил «я тебя люблю» два года, не считая последних семи месяцев, а семь месяцев назад он сказал «сваливай», но так и не понял, что это слово было всего лишь окончанием фразы.

Он предложил угостить ее ленчем, а потом они решили отметить встречу, и после ужина он привел ее к себе, и еще два-три бокала сделали их такими нетерпеливыми, что кровать осталась нетронутой; полураздетые, они накинулись друг на дружку прямо на ковре в гостиной. За ним водилась привычка молчать, когда он занимался любовью и когда просто трахался; вспомнив об этом, она не издала ни звука. Все прошло не лучше и не хуже, чем бывало в те два года. А через час она проснулась, и увидела на себе одну юбку, и увидела рядом на ковре Майкла – он спал как младенец, подложив ладонь под щеку. Она глубоко вздохнула, зажмурилась и приказала похмелью отвалить и не лезть к ней, пока она не встанет. И встала, и накрыла Майкла маленьким фирменным пледом, который он умыкнул из самолета бостонского рейса «Америкэн Эрлайнз», и ушла. Ушла без любви и без ненависти. Просто утолила жгучее желание еще раз его увидеть, еще раз ощутить его тело. И хватит об этом.

На следующее утро он перевернулся на спину, сообразил, что лежит на полу, но глаз не открыл. Он понял, что больше никогда ее не увидит. И хватит об этом.

Через два дня ему позвонила Анита. С ней он переспал всего два раза, и случилось это два с половиной года назад, в аккурат перед тем, как познакомиться с Джерри. Анита сказала, что часто о нем вспоминала. Сказала, что чистила записную книжку, наткнулась на его номер и решила звякнуть.

Просто так. Узнать, как дела. Они договорились вместе поужинать. Вечером они позанимались сексом, и вскоре она ушла. И он знал, что больше никогда ее не увидит.

Днем позже, обедая в «Оазисе», Майкл заметил в дальнем углу Коринну. С ней он прожил год перед тем, как встретил Аниту. Коринна прошла через зал, поцеловала его сзади в шею и сказала: «Ты похудел. Думаю, ужин в моем обществе тебе не повредит».

И они поужинали вместе, и так далее, и тому подобное, и он сказал, и она сказала, и осталась на ночь, а утром ушла, выпив с ним кофе. Ушла навсегда.

В то утро его охватило беспокойство. Происходило что-то странное.

Весь следующий месяц Майкл встречал их в обратном хронологическом порядке. Как по волшебству, перед ним возникали женщины, с которыми он когда-то делил постель. До Коринны у него была целая вереница подружек на одну ночь, максимум – на уик-энд. Ханна, Нэнси, Робин, Сильвия, Элизабет, Пенни, Марджи, Герта, Эйлин, Гэйл, Холли и Кэтлин возвращались к нему друг за другом, как домохозяйки возвращаются на кухню за последней ложкой овсяной каши. Приходили, чтобы тут же снова исчезнуть, на этот раз – навсегда…

…оставляя ему булавочные уколы ярких разрозненных воспоминаний. Все они были несовершенны, и все же каждая была женщиной до мозга костей: Ханна, которая не могла в постели без сальных словечек; Нэнси, которая сдавливала ногами его плечи; Робин с мокрыми полотенцами; Сильвия, которая никогда не кончала – вероятно, не могла кончать; Элизабет – с такой узкой щелкой, что у него потом несколько дней болел конец; Пенни, для которой до и после надо было заказывать копченые ребрышки; Марджи с родинкой в форме паука на внутренней стороне бедра; Герта, через секунду после засыпающая мертвым сном; Эйлин, смеявшаяся, как ветерок; Гэйл, неожиданно из агнца превратившаяся в разъяренную волчицу, когда у него не встал; Холли, снова и снова напоминавшая ему случаи, когда у них выходил шикарный секс; Кэтлин, которая постоянно жеманничала и которую пришлось уламывать даже на этот раз.