Все пропавшие девушки - [4]

Может, дело во влажности воздуха; воздух в наших краях что сироп на полу – подошвы отрываешь с вязким чмоком. Может, дело в близости гор: их формирование заняло тысячу лет, плиты потихоньку движутся под землей, деревья выросли и окрепли задолго до моего рождения и останутся после моей смерти.

Эффект котловины: пока сидишь внизу, ничего не видишь, кроме подножий гор и леса. Да, наверно, так.

Еще плюс десять лет и сто миль – и я пересекла границу штата. «Добро пожаловать в Северную Каролину!» Деревья мощнее, воздух гуще. С возвращением, Ник.

Детали в углах поляроидного снимка обретают четкость, мозг перезагружается, воспоминания всплывают кадр за кадром. Призраки обретают плоть. Коринна бежит по обочине передо мной, голосует: ноги блестят от пота, юбка надувается ветром от пронесшейся машины. Байли отстраняется, дыхнув алкогольными парами. Или это от меня водкой пахнет…

Я разжала пальцы, которые секунду назад цеплялись за край кабинки чертова колеса. Захотелось коснуться их – Коринны и Байли. Заставить Коринну обернуться и сказать: «Не дрейфь, Байли», а затем поймать мой взгляд и улыбнуться. Но обе слишком быстро растаяли – впрочем, как и все прочее; осталась только боль утраты.

Плюс десять лет, плюс еще двадцать миль – и я вижу наш дом. С фасада. Заросшая подъездная дорожка, сорняки пробиваются сквозь слой гравия. Экранная дверь с треском распахивается. Голос Тайлера: «Ник?» Это уже не совсем воспоминание, это ближе, чуть ближе к реальности.

Я почти приехала.

Знакомые трещины на асфальте перед нашим поворотом, слева от светофора.

На углу новенький, заляпанный свежей грязью плакат: ежегодная ярмарка. Сердце подпрыгивает.

Вот и супермаркет сети «Си-Ви-Эс». Группка тинейджеров подпирает стенку, как раньше подпирал ее Чарли Хиггинс с компанией. Магазины на главной улице стоят по-прежнему, только трафаретные надписи на витринах не раз поменялись со времен моей юности. Лишь «Келли» как был пабом, так и остался; этакая веха, межевой знак, местный ориентир. Начальная школа, напротив нее – полицейский участок, где в самом дальнем шкафу пылятся папки с делом Коринны. Все свидетельства, все вещдоки свалили в коробку, задвинули в угол – потому что куда еще было девать Коринну? Она затерялась среди бумаг, забылась со временем.

Далее: электрические провода на столбах по обочине; церковь, которую посещали все – и протестанты, и прочие. За церковью – кладбище. Коринна заставляла нас задерживать дыхание, когда мы проезжали мимо кладбища. Заставляла распластывать ладони на потолке грузовика, лезла целоваться с двенадцатым ударом церковных колоколов. Не дышать рядом с покойниками, ни-ни. Даже после маминой смерти не унялась. Будто смерть – суеверие, плохая примета; будто ее можно перехитрить, если бросить щепоть соли через плечо или скрестить пальцы за спиной.

Я взяла сотовый и позвонила Эверетту. Попала на голосовую почту; впрочем, иного я не ожидала.

– Добралась, – произнесла я. – Уже на месте.

* * *

Дом я нашла точно таким, каким представляла все девять часов пути. Тропа от подъездной дорожки к фасадному крыльцу прекратила свое существование, Дэниел раскатал ее, приплюсовал к парковочной площади. Свой внедорожник он поставил под навесом, с самого краю, чтобы освободить место для моей машины. Сорная трава царапала мне икры, пока я на нетвердых ногах шагала с камня на камень, оскальзываясь, потому что камни были давно отшлифованы подошвами. Сайдинг цвета слоновой кости местами потемнел, местами выгорел на солнце; рябил перед глазами, заставлял щуриться. На полпути от машины к дому я начала составлять список важных дел: одолжить водяную пушку, найти косильщика с газонокосилкой, купить пару-тройку ярких горшечных растений для крыльца…

Я все еще щурилась, заслоняясь ладонью, когда из-за угла вышел Дэниел.

– Слышу – вроде твоя машина.

Волосы у него были длиннее, чем мне помнилось, – до самого подбородка. Такую же длину носила я, прежде чем уехать насовсем. Дэниел в то время стригся очень коротко, потому что как-то, когда он малость подзарос, ему сказали, что мы с ним похожи.

Теперь, когда Дэниел отпустил волосы, они казались легче, светлее; брата скорее назвали бы блондином, чем русым. Мои волосы, наоборот, с годами потемнели. Как и я, Дэниел еще не успел толком загореть, но ходил голый до пояса, и вот плечи приобрели под солнцем кирпичный цвет. За то время, что мы не виделись, он похудел, лицо стало резче и выразительнее. Теперь уже мы с ним едва ли сошли бы за родных брата и сестру.

Грудь у него была в грязных полосах, руки в земле. Он отер ладони о джинсы и шагнул ко мне.

– Видишь, успела до полчетвертого, – сказала я.

Нелепая фраза. Из нас двоих ответственным всегда считался Дэниел. Он бросил учебу, когда маме потребовался уход. Он решил, что нужно показать папу врачам. Он контролировал финансы. Тот факт, что я приехала почти вовремя, никак не мог радикально изменить ситуацию.

Дэниел засмеялся и снова отер ладони о джинсы.

– Я тоже рад тебя видеть, Ник.

– Извини.

Я шагнула к нему, обняла. Явный перебор. Я всегда так делала. Пыталась компенсировать холодность первых минут. Дэниел не обнял меня в ответ, наоборот, окаменел. Я продолжала висеть на нем, понимая, что пачкаю свою одежду.