Все оттенки красного - [41]

— А я? — вскидывает бесцветные глаза Настя.

— Ты, милая, еще не дама. Во всяком случае, в этой игре.

— И какая же козырная? — подмигивает старшему внуку Олимпиада Серафимовна.

— Время покажет. Я думаю, что бубен.

До сих пор молчавшая Нелли Робертовна вдруг спохватывается:

— А где же Миша? Миша!

— Я здесь, — словно из воздуха материализуется шофер.

— Что ж ты не сядешь за стол? Тебе ведь никуда сегодня не ехать, выпей с Натальей Александровной водки, раз никто не хочет составить ей компанию. Кстати, Эдик, а ты что, не употребляешь отныне спиртные напитки?

— Еще не вечер. У меня к тому же важный разговор.

— Вот как? — Нелли Робертовна со значением смотрит на Настю, а шофер поднимает рюмку водки и, чокнувшись с Натальей Александровной, опрокидывает ее одним махом.

— Класс, рабочий класс! — смеется Эдик.

Егорушка протирает носовым платком стекла очков:

— Как? Ну, как так можно? Так делать, так говорить? Он же обижает вас всех, а? Обижает? А вы? Что вы?

Майя сидит в уголке, боясь даже вздохнуть и привлечь тем самым к себе внимание. Где же Георгий Эдуардович, почему он не пришел, почему Нелли Робертовна ничего не говорит? Сколько же все это будет продолжаться?

— «В воздухе пахнет грозой…» — томно мурлыкает Эдик. Олимпиада Серафимовна вздыхает:

— Ведь у тебя есть и голос, и слух. И внешность дай бог каждому. Досталось же талантов от природы! Почему ты не займешься чем-нибудь стоящим, Эдуард?

— Чем, например?

— Ты мог бы стать артистом.

— Хочешь составить мне протекцию? Спасибо, бабушка, но я патологический лентяй. Перспектива бесконечных репетиций и гастролей, дурная пища в дурных гостиницах, визжащие от восторга девицы — все это навевает на меня тоску.

Эдик зевает. Вера Федоровна, внимательно разглядывающая в течение нескольких минут Наталью Александровну, вдруг говорит:

— Что это ты старые платья стала вдруг перешивать? На новые денег не хватает? А говоришь, что дела в магазине идут хорошо.

— Я? Старые платья? — делает стойку Наталья Александровна. — Какая чушь!

— Ну, уж нет, — не соглашается Вера Федоровна. — Я отлично помню этот твой бледно-сиреневый костюм. Та же самая ткань. Перелицовка.

— Что ты в этом понимаешь! — фыркает Наталья Александровна. — Перелицовка!

— Я не понимаю? Да я… — тут Вера Федоровна ловит взгляд сына, спохватывается. — Да-да, показалось.

Наступает очередная долгая пауза. Вера Федоровна нерешительно говорит:

— Может, пора расходиться по своим комнатам? Мы все слишком взволнованы. Надо бы отдохнуть.

— Но погода же такая хорошая! — отчаянно говорит Настя. — Мы могли бы погулять!

— Я, пожалуй, составлю тебе компанию, — поднимается Эдик. — Пойдем.

Она вскакивает, первой идет к выходу, за ней Эдик, и все присутствующие за ужином провожают пару долгим взглядом.

— Неужели же он собирается сделать Насте предложение? — взволнованно говорит Нелли Робертовна.

— Ха-ха! — высказывается слегка опьяневшая Наталья Александровна.

— И на что они будут жить? — пожимает плечами Вера Федоровна.

— Во всяком случае, это не наше с вами дело, — говорит Олимпиада Серафимовна. — Я предпочитаю политику невмешательства.

— Кто бы говорил! — язвит Наталья Александровна.

— Мама, у тебя на подбородке губная помада, — замечает Егорушка. — И она размазалась.

Майя молчит, чувствуя, как в груди вместо сердца образовалась пустота. И сразу жить не хочется. Ну, не хочется, и все тут.

… — Поговорила?

— Да.

— И что?

— Маруся согласна нам помочь.

— Маруся? — удивляется Эдик.

— Ну да. У нее же будет половина всего! Я по-прежнему буду жить в этом доме, как ее родственница. Если мы с тобой поженимся, — тихо добавляет Настя.

— А деньги?

— Она даст денег. Она такая… Такая доверчивая. Даст.

— Но мне нужно сейчас. Понимаешь?

— Но что я могу сделать?

— Послушай, Настя. У папы в кабинете лежит пистолет. Я так понял, что вещь дорогая, антикварная. Если бы я мог его продать! У меня появились бы деньги, чтобы отдать долг. Ты должна мне его принести.

— Но это же воровство!

— Я беру взаймы, поняла? Я отдам эти деньги. Потом.

— Но почему пистолет? Разве в доме мало ценностей?

— У меня есть знакомый, который коллекционирует оружие. Он просто фанатик. Я мог бы выручить нужную сумму в пять минут. К тому же, если исчезнет пистолет, в доме будет спокойнее.

— Но раз так, почему ты сам не можешь взять?

— Ну, как ты не понимаешь! Все сразу подумают на меня. Ты же знаешь мою репутацию! Поэтому я буду обеспечивать себе алиби, занимая кого-нибудь приятной беседой.

— А на кого же тогда подумают?

— Да на кого угодно! Хотя бы на Мишу.

— Он не вор, — вздрагивает Майя.

— Зато не член нашей семьи. Я не думаю, что отец вызовет милицию. Он не такой человек. Больше всего на свете он дорожит собственным покоем, а милиция — это долгое разбирательство, протоколы, допросы, суды. Нет, папа заплатит за пистолет, а потом просто уволит проворовавшуюся прислугу.

— Но Миша будет говорить, что ничего не брал!

— А разве ты не можешь сделать так, что не будет? — пристально смотрит на нее Эдик. После паузы Настя спрашивает:

— И когда?

— Я буду ждать тебя в саду. Как только отец выйдет из кабинета, ты зайдешь туда и возьмешь пистолет. А я пока тут с кем-нибудь позабавлюсь. Хоть с Егорушкой. Он — лучшее алиби. Все знают, что Егорушка никогда не врет.