Все, о чем вы мечтали - [53]

  - Тогда отдавайте наши книги.

  У нас в квартире от деда осталось много книг. Всякие, какие-то - дорогие. Понятно, Вадик приходил, брал, иногда - отдавал, иногда - нет. Я еще удивлялся, зачем ему разные старинные. Там же скукота и картинок нет. Ладно, хочет - берет. По мне - так лучше читать собрания сочинений Майн-Рида, Фенимора Купера, Конан-Дойла. Те, конечно, он тоже брал, но - отдавал, а всякие старинные - нет. Они у них в большой комнате на стеллаже стоят. Когда-нибудь соберется - вернет. Там много, тяжело, надо вдвоем, да и то - не за раз. Вообще-то, я стеснялся спросить.

  - Какие книги! Какие тебе книги, бандит! Нет у нас ничего! Пошел вон!!!

  Я повернулся к Вадику.

  - Вадик, ты чего?

  - Ничего я у тебя не брал. Отдавай мои коньки и выметайся. Слышал, что мама сказала? Пошел вон! Тебе помочь?!

  От помощи я отказался. И в морду Вадику не дал. И его маме в морду не плюнул.

  И это ощущение - предательства, беспомощности, издевательства...

  И в школе про все это узнали, Вадик во дворе рассказал. В школе у меня тоже есть враги, информация им пригодилась. Тоже - насрали в душу. Как сейчас. Похоже.

  А Вадик стал учиться в еврейской школе, выучил иврит и уехал в Израиль - учиться дальше, чтобы потом забесплатно в Иерусалимский университет. Они все, наконец, уехали. Мне, конечно, в школе сказали. Я-то даже рядом с их домом старался близко не проходить. Ни Вадика, ни его папы-мамы, больше не видел. И наших книг, и вадиковых коньков - тоже.

  У кошки девять жизней, а у этих по два гражданства. Не выйдет здесь - мы все подохнем, а они уедут, прихватив, что увезут. Друзья? Где хорошо, там и родина. А тем, кто этого не понимает, остается болеть за Челси, купленный на крохи из переправленного в Англию умельцем. За их крохи. Не люблю русских. Сам? Сам уже не такой. Вадик с мамой объяснили.

  Я понимаю, что они - уроды, отдельные представители. Что каждая еврейская семья аппеллирует к дедушке-сапожнику, который всю жизнь шил людям сапоги. Так и у Вадика был дедушка-сапожник. Результат? Что мне, хороших евреев в администрациях искать? В холдингах? Нах.

  Пошли они туда, где их в любой момент принимают и никому ни за что не выдают.

  В дверь, после короткого предупреждающего стука, зашел Кугель. Я отвернулся к окну. Не хочу... Мне нечего ему сказать.

  - Вы не спускались позавтракать. Вы заболели? Что вам принести?

  - Спасибо, Кугель. Ничего не надо. Я не хочу есть.

  - Вы...

  - Нет, не заболел!

  Резковато получилось.

  - Извини, Кугель. Нормально себя чувствую. Есть не хочу, нет аппетита. Не голодный.

  Все-таки, пришлось повернуться. Но смотрю не на него - правее, в угол.

  - Что-то нет настроения. Извини, после вчерашнего я излишне резок. Извини сразу и за будущее. Не со зла.

  - Кофе?

  - Спасибо, не надо.

  Хоть умылся, оделся, постель за собой прибрал, в кресло перебрался. Мог ведь и валяться, не вставая. Сильно меня накрыло. Тяжело. Но держусь. Пока.

  - Вы не совершили ошибок, Алекс. Это хорошо. Вам не надо так расстраиваться.

  - Я не хочу это обсуждать.

  - Не стоит, Алекс. Англичане именно этого хотели - вывести вас из себя. Умные люди не станут тратить время на пустяки, устраивая спектакль. Они выглядели умными. Вчера вы удержались. Не каждый молодой человек в вашем возрасте способен на это. Хладнокровие приходит с возрастом. Спокойствие признак мудрости.

  - Да какое там хладнокровие! Мне не хочется это обсуждать. Постой, ты сказал - англичане?

  - Мне так показалось. Возможно, я ошибаюсь, но... Я думаю, это были англичане.

  - Почему?

  - Я много лет служил у них, ходил вместе с ними по морям. Видел всяких. В Мадрасе я встречал офицеров. Я был со многими знаком. Эти были похожи.

  - Не серьезно.

  - Они говорили по-французски с акцентом. Представились французами, а говорили с акцентом. Это и мой родной язык. Парижане говорят не так, я не могу объяснить. А их акцент в немецком - выдуманный. Они специально коверкали слова. Возможно, и там акцент, его маскировали еще более сильным.

  - Что же тогда сразу не сказал?

  - Кому?

  - Мне. Им.

  - Зачем? Вы не делали глупостей. Все было правильно, у них ничего не получилось.

  Ободряюще улыбнулся, подмигнул.

  - А им? Они не разговаривали со мной. Они, как бы, и с вами не разговаривали. Как бы выглядело, если бы я вдруг обратился к господам, занятым своей беседой? Нам надо много заниматься, Алекс. Знать языки необходимо, очень пригодится в жизни. Ваш английский пока не хорош. Мы потеряли много времени в путешествии. Англичане? Пусть думают, что у них все получилось, и мы не разгадали их секрет. Их маленький секрет! Так будет хорошо. Теперь у нас преимущество. Завтракать, Алекс! Вам надо хорошо питаться. Что вы закажете на завтрак? Не надо, я знаю, я все принесу сам.

  Эвон, как повернул! Умеет.

  Что бы я без него делал?

  И настроение...

  Совсем не то настроение, пошло вверх.

  Минут через пятнадцать дверь без стука открылась (я думал - зашел Кугель, толкнув ее подносом) и в комнату шагнул граф.

  Серая декабрьская вода медленно несет мимо какие-то обрывки бумаги, стайку почерневших листьев, обломок палки, темные пучки водорослей. Там, подальше, плывет что-то вроде комка тряпок. Не хватает лишь качающихся у берега полузатопленных бутылок или серебристой сигаретной обертки, окурков, чтобы дополнить вид замусоренной водной глади до более привычной, современной мне картины. А еще мне не хватает знаменитых на весь мир художников, по книжкам и рассказам счастливых очевидцев - оккупировавших все парижские набережные, жадно торопящихся, используя погожий денек, зарисовать открывающийся с Нового моста чудесный вид на Сену у Лувра, на великолепные дворцы. На пару барж, сплавляющихся по течению, на многочисленные романтические лодочки, снующие - конечно - по делам, но...