Все начинается с молчания - [4]

— Передать мне?..

— Через три дня, как только выйдешь,— слышно было, что Сергеев усмехнулся.— Что, еще одно непостижимое явление?

— Похоже на то. Слушай, отложи лучше дела и приезжай сейчас ко мне. Ты, видимо, понимаешь, что происходит...

— Естественно,— откликнулся Сергеев.— Я побольше твоего живу на свете.

— Такого за тобой до сих пор не замечалось,— сказал Зернов, помнивший, что Сергеев был на восемь лет моложе.

— Просто у тебя календарь старый.

— Не знаю уж, какой календарь, но хочу, чтобы ты сейчас приехал и ввел меня в курс. Иначе я тут и спятить могу.

— Не бойся. Этого не случится.

— Свихнусь незамедлительно.

— Не получится. А приехать я сейчас не в состоянии.

— Ты скажи в дирекции или главному редактору, или просто в редакции скажи, что я прошу...

— Да не в начальстве дело. Физически невозможно.

— Стряслось что-то?

— Нет, у нас тишь да гладь. Как и везде. Но приехать не могу. Мы с тобой увидимся только через три дня, и ни секундой раньше.

— Почему так?

— Потому, что иначе природа не позволяет. Понимаю: тебе нехорошо при мысли, что эти три дня ты проживешь в неведении. Не тужи: мы все прошли через такое. К тому же, за эти три дня ты до многого и сам дойдешь, догадаешься. А я потом только помогу тебе привести все в систему.

— Ну, если ты так,— сказал Зернов,— то я сейчас сам приеду. Ты никуда не собираешься?

— Никуда,— ответил Сергеев весело.— Ну, приезжай. Если удастся, конечно.

— Подумаешь, экспедиция к центру Земли!— сказал в ответ Зернов и положил трубку, а перед тем набрал, не думая, номер.

Он и в самом деле вознамерился вот взять и поехать сейчас в издательство, к Сергееву, да и вообще — повидать всех своих. Пиджак висел на спинке стула. Зернов залез двумя пальцами в нагрудный карман. Пропуск был на месте. Зернов на всякий случай раскрыл пропуск. Действителен до конца года, все в порядке. Сейчас еще только...— он глянул на календарь,— июнь, да, врач же говорил. Разгар лета. А очнулся я когда? В сентябре? Абракадабра, сапоги всмятку. Впрочем, насчет сентября это, вернее всего, был бред... Он держал пиджак, смотрел на брюки, тоже висевшие на стуле. Надо ехать к Сергееву. Что для этого нужно? Так. Сперва в ванную, умыться. Побриться. Зернов сделал несколько шагов по комнате. Ступать было не то чтобы тяжело, но как-то непривычно, затруднительно, как если бы он проталкивался через воду. Ослаб, подумал Зернов. Потом попятился, ступая уверенно и легко, словно подчиняясь какой-то деликатно выталкивавшей его силе. Надо ехать к Сергееву. Он аккуратно повесил пиджак не на стул, а на место, в шкаф. Надо ехать. Надо... Он думал упорно об этом до самого вечера, а делал тем временем что-то совершенно другое: пробовал читать, принимал лекарства, отвечал на телефонные звонки: многие уже знали, что он заболел. Звонил диссертант, которому нужна была публикация, звонил мужик, которого Зернов хотел было заполучить в свою редакцию — очень деловой мужик,— но вот не успел. Все звонившие начинали почему-то с поздравлений, и Зернов сначала думал, что его разыгрывают, и с трудом удерживался от того, чтобы не вспылить, не обругать, не накричать по телефону; но потом подумал, что это просто одна из множества внезапно возникших странностей жизни, странностей, пока еще ему непонятных, и следует просто слушать и благодарить, ничему не возражать и ничего, само собой, не обещать; впрочем, обещать он и раньше не очень-то любил. Поняв это, он бодро поговорил и с мужиком, и с диссертантом, и с секретаршей директора, и со всеми, кто ни звонил... Да, я слушаю... И я рад вас слышать... Пожалуй, нормально. Ну, знаете, мы такой народ, нас только если через мясорубку, остального не боимся, не то что молодежь... Да, спасибо, очень признателен... «Надо съездить к Сергееву»,— подумал он, когда пришла выходившая в магазин Наталья Васильевна и вошла к нему — такая, какой была она все эти дни: то искренне жалеющая, то напряженная, будто бы затаившая в себе что-то. И, как во все эти дни, промелькнула при виде ее мысль: знает? Да нет, откуда же?..

— Ну, как тебе, не лучше?

— Со мной все в порядке,— ответил Зернов.— И вообще, теперь все почему-то уверены, что все будет хорошо.

— Так оно и есть,— согласилась она.— С тех самых пор, как ты вернулся...

— Я вернулся?— спросил Зернов удивленно.— Я в последний раз выезжал — уж и не помню когда. В прошлом году еще, наверное.— Снова возникло у него такое ощущение, словно он коснулся чего-то странного, непонятного и потому страшного. «Надо к Сергееву съездить»,— в который уже раз мелькнуло в голове. Но очень хотелось спать. Зернов, не думая, съел что-то, что Наталья Васильевна принесла и поставила на тумбочке у кровати, потом неожиданно сходил в ванную, даже не думая об этом, вернулся, лег и уснул.

Зернов и Сергеев сидели вдвоем на скамейке в издательском внутреннем дворике; машина, которая привезла их, только что уехала, и они могли бы сразу войти в дом и подняться наверх, в свою редакцию, где заведующий, девять редакторов и младший редактор располагались в двух комнатах, довольно большой и очень маленькой. Но отчего-то Зернов с Сергеевым не сделали этого, а сели на скамейку — оттого, может быть, что Зернов чувствовал себя не очень хорошо. Однако, несмотря на неважное самочувствие, думать он мог четко, и неизбежный и необходимый разговор между ними начался сам собой, когда Зернов сказал: