Все меняется - [9]

Иногда ужин готовил Арчи, а Клэри вычитывала гранки. Бывало, к ужину приходили ее отец Руперт вместе с Зоуи и приносили что-нибудь вкусное – копченую лососину, мятный шоколад «Бендикс». Руперт и Арчи сдружились еще во времена учебы в Слейде, задолго до войны, а очевидная враждебность Клэри к хорошенькой мачехе смягчилась и переросла в дружеские узы. Мальчишки, Джорджи и Берти, были ровесниками, обоим исполнилось семь, и несмотря на разные интересы – у Джорджи зверинец, у Берти музей, – они прекрасно проводили каникулы вместе в Хоум-Плейс. Каким же он был для них спасением, этот дом, – с Дюши и Рейчел, которые всегда радовались им! Поэтому утром, когда Арчи уехал писать портрет своего воротилы из Сити, а Клэри отбирала детскую одежду для предстоящей недели во Франции, звонок Зоуи и известие о смерти Дюши стали для нее потрясением. Все в семье знали, что Дюши больна, но в телефонных разговорах с Рейчел звучало неизменное «она держится молодцом», «думаю, она уже идет на поправку» и тому подобное. Рейчел не хотела расстраивать их – так, по словам Зоуи, сказал Руперт.

Нет, думала Клэри, это слова самой тети Рейчел. Странно: как раз когда люди не желают кого-нибудь расстраивать, они расстраивают друг друга сильнее, чем когда-либо. Бедная тетя Рейчел! Ее Клэри было даже жальче, чем Дюши, которая прожила долгую и безоблачную жизнь и умерла в своем доме, на руках дочери. Но мне жаль и бабушку, поправилась она. А может, только себя одну, ведь она была рядом всю мою жизнь, мне будет недоставать ее. Клэри всплакнула, присев к кухонному столу. Потом позвонила Полли.

– Уже слышала. Дядя Руперт сообщил Джералду.

– Не знаешь, когда похороны?

– Наверное, к концу недели назначат, – казалось, Полли в легком шоке.

– Понимаю, это звучит ужасно, но мы собирались во Францию и теперь, конечно, не поедем, если из-за этого придется пропустить похороны. Просто я тут подумала… – Клэри умолкла.

– Ну, вы же сможете поехать позже, правда? Извини, Клэри, мне пора. Эндрю разгуливает на свободе. А сегодня он как раз прохлаждается раздетым. Джералд повез девочек в школу, а потом няню к врачу, удалять зуб. До скорого, – и она повесила трубку.

Некоторое время Клэри сидела неподвижно, глядя на телефон. Ее тянуло позвонить Арчи, но он терпеть не мог, когда его отвлекали во время сеансов позирования. Казалось, чувство вины взяло ее в осаду. Умер человек, которого она любила, а она тревожится лишь о том, как это скажется на их отпуске и финансах. Арчи пришлось заранее заплатить и за трейлер, и, наверное, за их билеты на паром. Второй раз позволить себе такие расходы они, скорее всего, не смогут. И поездкам в Хоум-Плейс конец: невозможно представить, чтобы тетя Рейчел осталась жить там одна… Мысли о деньгах в такой момент коробили, выглядели проявлением скаредности. Раньше она вообще не думала о деньгах, а теперь, казалось, только о них и думала все время. Ее глаза снова наполнились слезами, она еще раз заплакала – на этот раз о своей дрянной натуре.

Снова занявшись детской одеждой, она обнаружила, что на сандалиях Берти дыра на большом пальце, то есть ему нужны другие, размером побольше, а значит, и дороже. Вот опять. Обувь стоит денег. Все стоит денег. Она высморкалась и решила приготовить рыбные котлетки к детскому чаю. В рецепте говорилось про консервированную лососину, но у нее была только жестянка сардин. Если положить в них побольше картофельного пюре, немножко томатного кетчупа и яйцо, чтобы не развалились, должно получиться четыре довольно крупные и еще не успевшие приесться котлетки; а потом, во втором часу, она позвонит Арчи – как раз его толстосум-натурщик уйдет обедать. Предвкушая разговор с ним, она неожиданно воспряла духом.

Вилли

И, само собой, появиться на похоронах я не смогу, ведь там будет Эта.

Такие мысли, горькие и повторяющиеся без конца, зудели в ее голове растревоженным осиным гнездом.

Прошло уже девять лет с тех пор, как Эдвард ушел от нее, и она сумела слепить какую-никакую жизнь для себя. Балетная школа, которую она открыла вместе с Зоуи, еле держалась на плаву, пока наконец не закрылась. Беременность Зоуи, их с Рупертом переезд в такую даль и безуспешные попытки Вилли найти нового делового партнера, отвечающего ее требованиям, добили школу.

Некоторое время после этого ей приходилось довольствоваться домом, который купил ей Эдвард. Роланд уже уехал в закрытую школу, где ему, к сожалению, нравилось. Поначалу она ждала (или даже жаждала?) отчаяния малютки, который уже лишился отца (ей бы и в голову не пришло разрешить ему познакомиться с Этой, поэтому отца он видел раз в семестр, когда Эдвард возил его обедать), а теперь и ее, своей любящей матери. В воображении ей рисовались всхлипы по телефону и горестные письма, но ближайшим подобием этих картин стало его письмо: «Дорогая мама, мне скушно прескушно. Тут вообще нет ничего чтобы поделать». С тех пор он писал в основном про какого-то Симпсона-старшего и невероятные выходки, которые тот устраивал, ухитряясь не попасться. Но мисс Миллимент, гувернантка ее самой и ее дочерей, по-прежнему была с ней; выяснив, что из ее родственников в живых нет уже никого, Вилли приютила ее на всю оставшуюся жизнь. Благодарностью за это стал неизменный поток любви, трогающей ее израненное сердце. Кухонные предприятия мисс Миллимент всякий раз оборачивались катастрофой, так как она мало что видела и не стряпала с тех пор, как скончался ее отец, а это случилось через несколько лет после Первой мировой войны, поэтому вся ее помощь заключалась в кормлении птиц и иногда – трех черепах, а также походах в ближайшие магазины, если Вилли забывала купить что-нибудь. Занималась она главным образом редактированием философского труда, над которым работал один из ее бывших учеников. По вечерам они по очереди читали вслух «Войну и мир». Так что когда Вилли взялась за скудно оплачиваемую и нудную конторскую работу в одном благотворительном обществе, куда уговорила ее пойти богатая кузина ее матери, единственным утешением для нее стали возвращения домой, где ее кто-то ждал.