Все меняется - [27]

Незачем даже сравнивать. Они столько пережили, да еще в разлуке, когда им хотелось быть вместе, так что теперь было бы только справедливо успокоиться в безмятежности, в некой надежной гавани, где незачем ни обманывать, ни притворяться, называя мучительное вожделение простой привязанностью. Правда, в их случае привязанность была дыханием любви. Именно привязанность помогла Сид быть терпеливой, нежной, дорожить первыми сбивчивыми заверениями, на которые оказалась способна Рейчел, – такими, как слова «я предпочла бы тебя кому угодно в мире», сказанные в чайной Гастингса в одном из немногих случаев, когда ей удалось выманить Рейчел туда, оторвав от семейных обязанностей. Но все это было или еще до войны, или когда она только началась, а потом последовали годы томления и неудовлетворенности, за время которых она изменила Рейчел с той надоедливой девчонкой Тельмой. Их с Рейчел воспитывали так по-разному: Рейчел учили строго следовать дочернему долгу и соблюдать обязанности незамужней тетушки пренебрегать собой, ни на минуту не задумываться о том, интересна ли она или привлекательна; ее мнение, если оно и существовало вообще, полностью соответствовало тому, чего, как ей казалось, от нее ждут, и так далее, и тому подобное; все это выглядело плачевно и порой раздражало. Сид же росла, по сути дела, главой своей маленькой семьи: ее отец умер, когда она была еще ребенком, мать постоянно нуждалась в руководстве, а младшая сестра завидовала ее музыкальному таланту и была бессердечна с матерью. Денег вечно недоставало; материнскую пенсию приходилось чем-то дополнять, пытаться находить работу сестре, жить с ней и справляться с ее каждодневной завистью. По всем перечисленным причинам Сид ушла из оркестра ради постоянной работы – преподавания музыки в школе для девочек в дополнение к частным урокам. Все это обеспечивало ей авторитет определенного рода, и она пристрастилась одеваться в несколько мужском стиле: в твидовые юбки, толстые шерстяные чулки, рубашки с галстуками, стричь волосы коротко, по-мужски.

Ее лицо, не знавшее увлажняющих средств, выглядело обветренным, как будто она большую часть жизни провела на сильном ветру или в море. Только живые светло-карие глаза ничуть не изменились и в улыбке светилось обаяние.

– Если мы откажемся от дома, будет так обидно – из-за детей, – Рейчел сказала об этом, как раз когда ей уже хотелось сменить тему.

Обед закончился, Сид прикурила сигареты им обеим от симпатичной черепаховой зажигалки – подарка Рейчел на ее прошлый день рождения.

– Ты же знаешь, чего бы хотелось мне, дорогая.

Рейчел полулежала в своем плетеном кресле, но теперь выпрямилась.

– Чего?

– Увезти тебя куда-нибудь отдохнуть в тишине. В Озерный край или куда захочешь ты. – И она добавила, прибегнув к уловке: – Что-то в этом роде мне просто необходимо. Чтобы добить этот вирус раз и навсегда.

Она увидела, что ее слова произвели эффект. Стайки мелких морщинок разбежались по лицу Рейчел, она прикусила губу и обеспокоенно взглянула на Сид.

– Какой ужас! Ну конечно, нам надо устроить отдых – тебе он просто необходим. Обидно иметь репутацию человека, который заботится о других, и ничем ее не оправдывать, – эти слова она произнесла чуть ли не с улыбкой. – Так куда бы тебе хотелось съездить, дорогая моя?

Сид так бы и вскочила и бросилась обнимать Рейчел, но в этот момент появилась Айлин с тележкой, чтобы увезти посуду после обеда.

– Было изумительно, – сказала Рейчел. – Вы не передадите это миссис Тонбридж? – Айлин пообещала передать. – Надо бы только узнать, когда хотят приехать дети, прежде чем строить планы.

Господи, мысленно ахнула Сид. Если не подстраховаться, сейчас она скажет, что никуда не сможет поехать, – из-за родных.

– Они ведь всегда приезжают вместе с родителями, – осторожно напомнила она. – И знают поместье вдоль и поперек. Поверь мне, их вполне можно оставить здесь, они и так справятся.

– Ну а мне все-таки надо выяснить у них.

– Разумеется, надо. А теперь, сокровище мое, тебе пора вздремнуть. Где ты хочешь устроиться – прямо здесь или в спальне?

– Пожалуй, здесь.

Сид сходила за пледом, укрыла Рейчел и услышала от нее:

– Надо собрать душистого горошка. Ты не забыла?

Каждый вечер с тех пор, как похоронили ее мать, Рейчел собирала свежий букет любимых цветов Дюши и относила ей на могилу.

– Нет, конечно. Соберем его после чая, и я схожу с тобой. – Она наклонилась, чтобы поцеловать Рейчел в лоб. – Я к себе в постель. Разбужу тебя к чаю.

* * *

Я как будто вернулась почти к тому же, с чего начала, с грустью думала Сид. За последнюю неделю она провела в постели с Рейчел всего одну ночь, и Рейчел жалась к ней, рыдала и всхлипывала в ее объятиях, пока не утомилась от слез и в конце концов не уснула. О физических контактах любого другого рода не могло быть и речи.

Когда мы уедем, думала она, если уедем вообще, все мало-помалу вернется к тому, что было раньше. Это вопрос просто-напросто терпения и любви. Но почему и то, и другое принято считать простым, она совсем не понимала.

Полли и Джералд

– Если продадим еще одну картину, тогда сможем.

– Не можем же мы постоянно продавать картины. – Его недавно набитая трубка догорела, он уныло разглядывал ее.