Все люди — враги - [164]

Около трех часов Тони поднялся наверх к себе и на цыпочках пошел по коридору, чтобы не разбудить Кэти, если она спит. Проходя мимо ее двери, он послал ей воздушный поцелуй. Ставни в его комнате были плотно закрыты, и, после яркого солнца на улице, она казалась какой-то киммерийской пещерой.

Он открыл высокую стеклянную дверь и вышел на ослепительно белую террасу. На черепичной балюстраде стояли маленькие горшочки с цветами, преимущественно с фрезиями и цикламенами. Вся южная часть Эа расстилалась перед ним в сонной полуденной тишине, с одной стороны поднимаясь вверх, к горному хребту, с другой опускаясь все ниже и ниже, пока, наконец, суша последним уступом не достигала спокойного моря. Тишина была такая, что Тони слышал звяканье сбруи, когда лошадь, стоявшая на улице, встряхивала головой, отгоняя мух, и далекое монотонное пение женщины, работавшей среди олив.

Эта картина была точной копией одного из полуденных часов в апреле четырнадцатого года, когда он вот так же расстался с Кэти и смотрел на остров и на море с того же самого места, с той же террасы. Иллюзия остановившегося времени была так сильна, что он усомнился в реальности промелькнувших лет. Не были ли они просто дурным сном, все эти ужасы, несчастья, борьба и ошибки, война, отчаяние, Маргарит, служба и все остальное? Между этими двумя тождественными моментами заключалась самая бурная и самая несчастная пора его жизни и жизни Кэти, как будто в этом промежутке их швыряли то туда, то сюда враждующие боги. Но, кажется, они уже достаточно настрадались, чтобы заслужить друг друга. Небо и солнце, и ты, богиня, рожденная из пены, и ты, Исида [175], разыскивающая останки своего господина, будьте милостивы!

Тони некоторое время простоял на террасе, погруженный в переживания, слишком глубокие, чтобы их можно было назвать мыслями; а потом, почувствовав, что солнце припекает слишком сильно, вернулся в комнату и стал расхаживать по ней, рассуждая сам с собой. Наконец он достал блокнот, написал короткое письмо Филомене, благодаря ее и осторожно, как бы со стороны, извещая о том, что произошло. Следующее письмо было гораздо труднее, и прошло много времени, прежде чем он» перевалил через «Дорогая Маргарит». Однако начав, он стал писать быстро, не отрываясь, рассказав всю историю о себе и Кэти, обвиняя себя, оправдывая Кэти, прося Маргарит простить его и умоляя ее сейчас же дать ему развод.

Окончив, наконец, свое послание, он перечитал написанные мелким почерком четыре страницы, положил их в конверт, запечатал и надписал адрес, а затем бросился на кровать, чтобы немного отдохнуть. Но не успел он лечь, как его стали обуревать сомнения, благоразумно ли он поступил, написав это письмо.

Он отгонял их, а они возвращались с удвоенной силой.

Неужели он так мало изучил человеческую натуру, женскую вообще, и Маргарит в частности, чтобы отдаться связанным в ее руки, преподнеся ей трагическую историю, которая даст Маргарит возможность издеваться над ним и высмеивать его в кругу друзей; да еще сообщил ей свой адрес, так что, если она захочет, может приехать сюда и разбить счастье, завоеванное такими муками и унижением? Не слишком ли наивно полагаться на ее великодушие при данных обстоятельствах?

Тони вскочил с кровати, разорвал письмо, сжег клочки в камине и написал:

«Дорогая Маргарит! Я много думал о том разговоре, который произошел у нас с тобой накануне моего отъезда из Англии, и пришел к заключению, что для нас будет гораздо лучше, если мы не будем пытаться продолжать нашу совместную жизнь. Притворяться и дальше было бы просто фарсом и притом неприличным.

Пишу это письмо, чтобы сказать, что я к тебе больше не вернусь. Это мое твердое решение. Вероятно, ты так же, как и я, не стремишься к разводу, но в любой момент, когда ты захочешь, я полагаю, это можно будет устроить.

Мой банк перешлет мне все, что ты пожелаешь сообщить.

Твой Тони».

Будьте кротки, как голуби, и мудры, как змеи. Не поддавайтесь им, не позволяйте им пользоваться вашей искренностью и доверчивостью. Он перечел письмо, чтобы проверить, правдоподобно ли получилось сообщение о его нежелании разводиться, или лучше было бы предоставить ей самой предложить развод и тогда сделать вид, что он противится этому предложению. Решив оставить написанное как есть, он вложил письмо в конверт, адресованный своему банкиру, которого просил пересылать ему почту и хранить в строгой тайне его адрес. Затем он написал еще короткие записки Уотертону и Джулиану, якобы из агентства Кука в Мадриде, и, запечатав их в конверт с банкнотом в пятьдесят лир, адресовал в Мадридское почтовое управление с просьбой отправить письма и пересылать ему почту по адресу, который он просит сохранить в тайне. Наконец он написал в Рим и попросил переслать в Мадрид имевшиеся для него там письма. Это, во всяком случае, поставит в тупик всякого, кто попытается разыскивать его. Тони очень гордился своей невинной и не такой уж удачной маккиавелистской выдумкой — она казалась ему необыкновенно искусной и коварной.

Пять уже пробило, и, по мере того как солнце клонилось к западу, становилось все свежей, так что Тони начал сомневаться, можно ли будет обедать на открытом воздухе. Он удивлялся, что Кэти не пришла позвать его на прогулку. Вероятно, она очень устала и спит. Не было смысла будить ее, тем более что он сам предложил ей отдохнуть, и в конце концов ведь они теперь всю жизнь будут вместе: Но когда время подошло к шести, а Кэти все не показывалась, он начал беспокоиться. Что могло случиться? Он ходил взад и вперед по комнате, и беспокойство его все усиливалось, но как раз в тот момент, когда он уже совсем собрался пойти и узнать, что с ней, она постучалась и вошла.