Все Легенды - [7]

— О, йа!

Тиролец соглашался слушать об Эйзенштейне, но решительно глох, когда речь заходила о шляпе.

— Тысячу, — сказал Фима.

Мальчики вылупили глаза. Финны приостановились допивать.

— Слушай, ты, дубина стоеросовая, — нежно сказал Фима по-русски, обнимая тирольца за трехохватную талию. — Хряк баварский. Какого хрена тебе надо, скажи? сдай чепец и канай кирять, животное!

Он кинул мальчикам ключи от машины, и через минуту тирольца в два смычка накачивали коньяком: слева армянским, справа французским. Тиролец выжрал литр благородного напитка, довольно рыгнул, утер губы и подтвердил свое намерение никогда не расставаться с дорогой его сердцу шляпой.

— Сниму и уеду, — раздраженно предложил старший мальчик.

— Не трогай, — холодно приказал Фима.

Тиролец заплакал, перешел на немецкий и стал сбивчиво бормотать романтическую историю, связанную с этим необыкновенным головным убором.

— Гитлер капут! — оборвал Фима. — Что ты делал во время войны? Служил в СС? Воевал в России?!

— Найн! — завопил тиролец. — Их бин швейцарец!

— Швейцарская гвардия французских королей, — польстил эрудированно Фима. — А в армию тебя не взяли по здоровью? — презрительно хлопнув по заколыхавшемуся животу. — Сердце больное, небось? еле ходишь?

— Я был спортсменом, — обиженно заявил тиролец.

— И что за спорт? кто больше пива выпьет?

— Ватерполо! Я даже играл за сборную Швейцарии!

— Такая туша умеет плавать?

— Жир потонуть не даст, — презрительно включился старший мальчик. — Пора ехать, Ефим Данилович.

— Да я, наверное, плаваю и то лучше, чем ты, — сказал Фима.

И вот Фима с раздразненным, как бык, тирольцем начинают сдирать с себя одежды. Вода в озере Красавица, что по Выборгскому шоссе, заметьте, и летом ледяная, а в мае просто в свиное ухо закручивает.

Фима остается в семейных трусах и первым шагает к берегу, кося на тирольца. Старший мальчик заводит мотоцикл, младший делает стойку на шляпу.

Тиролец остается в плавках и в шляпе. И в таком виде идет к воде.

Шофер непроизвольно гогочет. Фима бледнеет. Мальчик спотыкается.

В воде Фима сдергивает с тирольца шляпу и бурля воду, как сумасшедшая землечерпалка, суматошно плывет вперед. Тиролец делает несколько мощных гребков кролем и начинает задыхаться в обжигающе холодной воде. Фима, взбивая пену, безоглядно прет по прямой, и на голове его сияет белоснежная дивная шляпа. Тиролец пытается его нагнать, оглядывается, до берега уже далеко, финны машут и свистят, мальчики стоят, расставив ноги, в позе наемных убийц. Тиролец пугается, останавливается и начинает потихоньку тонуть. Фима прет, дробя и разбрызгивая багровую солнечную дорожку, в безумную даль.

Мальчики впадают в панику, прыгают на месте, толкают финнов в воду — спасать тонущего. Пьяная орава лезет в воду, ухает, орет, булькает, выволакивает ограбленного шляповладельца и отчаянно галдит.

А Фима суетливо барахтается где-то уже посередине озера, еле голова чернеет, а озеро там километра под два шириной, а длиной — и краев не видно, оно длинное, километров в пятнадцать, не обежишь.

Мальчики в ужасе: утонет босс — заказывай гробы, головы не сносить. Прыгают, матерятся, вопят, врезают от отчаяния по морде потрясенному тирольцу, скачут на мотоцикл и прут по лесу и болоту вокруг озера на тот берег, потому что шеф, при всей беспорядочности и неуклюжести своих судорожных движений, продолжает продвигаться по прямой, и уже ближе к тому берегу, чем к этому, явно не собираясь поворачивать.

Подскакивая и кренясь на корнях, обдираясь в зарослях и буксуя в болоте, измученные поспешностью и страхом, они выбираются из чащи на противоположный берег, и видят, что Фима уже в сотне метров от спасительной суши, глаза его бессмысленно вытаращены, а изо рта и носа идут пузыри. Мальчики скачут в воду, выволакивают босса, в бешеном темпе проводят спасательные работы: зачем-то от растерянности энергично проводят искусственное дыхание, льют в рот водку из горлышка, со всех сил растирают только что сфарцованным свитером, расшвыривают барахло из сумок, укутывая Фиму во все самое теплое.

И все это время, в изнеможении подчиняясь их заботливым действиям, Фима бдительно следит за наличием на голове драгоценной шляпы.

Его посадили в люльку, пошвыряв не помещающееся барахло, довезли до машины, доставили домой, причем мотоциклист понесся вперед, и дома Фиму уже ждал личный врач, горячая ванна, перцовый пластырь, ром, малина, горчичники, аспирин, черт, дьявол, нервничающие приближенные и испуганная мама.

— Фимочка, — спросила она, — что это у тебя на голове?

— У тебя недавно новые очки, — ответил сын. — Их подобрал вполне приличный профессор, он произвел на меня хорошее впечатление. Это шляпа, мама. Я что, не могу носить шляпу?

Он стоял в твидовых брюках, верблюжьем свитере под коричневой кожаной курткой, в клетчатом шарфе на шее и высоких туристских башмаках на ногах, щурясь сквозь запасные очки взамен утонувших, и на курчавой голове его горела царской короной бриллиантовая шляпа.

Ночью мама поила его горячим молоком и разговаривала.

— Зачем она тебе? — спрашивала она.

— Нравится, — со странным выражением отвечал он.