Все кончено - [9]

Врач (констатация факта, не более). Кости высыхают.

Любовница. Должно быть. Потому что он слег, вернее, его уложили в постель, и он пролежал в ней тридцать один год. Он любил, чтобы ему читали вслух.

Жена (пытается говорить спокойно, но не может сдержать смех. Прикрывает рот рукой, смотрит то на одного, то на другого). Бедняга. (Успокаивается, но, взглянув на Дочь, которая смотрит на нее с отвращением, снова начинает смеяться; наконец берет себя в руки.)

Любовница (после того, как затихает второй, более короткий приступ смеха, серьезно). Ш-ш! Да, он любил, чтобы ему читали вслух.

Жена в продолжение всего этого монолога давится от смеха.

Все это было нелегко для семьи и быстро редеющего круга друзей, потому что он был туг на ухо и приходилось довольно громко кричать. (Поднимает кверху указательный палец правой руки.) Вдобавок… вдобавок все знали, что зрение у него острое, как у стервятника.

Друг тоже начинает посмеиваться.

Дочь. Перестаньте!

Любовница. Так что в конце концов пришлось нанимать ему чтецов.

Жена смеется.

Дочь. Перестаньте!

Жена (не в силах больше сдерживаться). Как у стервятника?

Истерически смеется, ее смехом заражается Сын, а также, хотя и в меньшей степени, Врач и Сиделка.

Дочь. Перестаньте!

Жена. Вы все это выдумали, правда?

Любовница (теперь и она не выдерживает и начинает смеяться). Конечно, все от первого до последнего слова!

Примечание. Смех этот, хотя он и похож на самопроизвольный хохот, возникающий под воздействием марихуаны, на деле вызван крайним напряжением, усталостью, бесконечной грустью человеческого бытия, — другими словами, всем тем, что всегда на нас так действует. Еще замечание: те, кто смеялись менее самозабвенно, успокаиваются раньше других, хотя Сын, возможно, смеется несколько дольше всех остальных. Жена и Любовница стоят обнявшись.

Дочь (все это время непрерывно повторяла: «Перестаньте, перестаньте, перестаньте, шлюхи проклятые, перестаньте!», в основном обращаясь к Жене и Любовнице, но также и к Сыну, к Сиделке, Лучшему другу и к Врачу. Ясно, что она имела в виду их всех, потому что, когда они постепенно затихают, ее голос звучит все так же громко, сначала выделяясь и наконец звуча в одиночку). Перестаньте, перестаньте, перестаньте, шлюхи, дряни… сволочи… подонки… вы… вы…

Жена (она первой перестает смеяться, слышит Дочь). Это ты… ты перестань сейчас же!

Дочь. Шлюхи! Дряни… (Умолкает, заметив, что кричит в тишине.)

Жена (с тихой улыбкой, как бывает после истерического припадка). Шла бы ты к себе и довольствовалась собственной грязью. Ты… плод любви! (Откидывается на спинку кресла, холодно смотрит на нее.)

Дочь (с яростью). Ваша безнравственность… уму непостижима. И так довольны собой — избранное общество. Просто не верится… Все вы… кого ни возьми!

Жена (спокойно, словно речь идет о чем-то постороннем). Что ж, если тебе больше нечем заняться, сбегай вниз и расскажи нетерпеливым репортерам, какие мы безнравственные, а заодно расскажи и о себе.

Дочь (сжав зубы, с ненавистью). Эта женщина ворвалась в наш дом и увела… моего… отца!

Жена (после паузы, не грустно, а немного устало, может быть, опустошенно). Да. А моего мужа. Ты не забыла? (Вздыхает.) В этом вся разница. Может, у твоего красавчика есть люди, которые заботятся о нем, для которых он не безразличен. Меня это не интересует. Должно бы интересовать тебя, но тоже вряд ли. А мне… не безразлично, что происходит здесь. Эта женщина любит моего мужа — как и я, и он был с ней счастлив — как и со мной. Она добрый, хороший человек и действует не из зависти и не из отвращения к самой себе…

Дочь (снова близка к ярости). …как некоторые?!

Жена. …Да, как некоторые.

Дочь (словно застрявшая пластинка). Как ты?! Как ты?! Как ты?!

Жена (на мгновение закрывает глаза, словно отключая звук). Если ты пороешься в той груде обломков и мусора, в которую ты превратила свою жизнь, возможно, ты и найдешь там крошку чувства, которая тебе объяснит, почему она нам своя. Нет? Потому что она любит нас. А мы любим ее.

Дочь (низким, грубым голосом). А меня ты любишь?

Пауза.

(Громче и напряженнее.) Кто-нибудь меня любит? Жена (не может сдержать короткого смешка, потом говорит серьезно). А ты кого-нибудь любишь?

Молчание. Дочь мгновение стоит, покачиваясь и дрожа всем телом, затем круто поворачивается, открывает дверь и с грохотом захлопывает ее за собой.

Друг (удивленно, в то время как Жена, вздыхая, берет Любовницу за руку). Неужели она пойдет вниз? Пойдет и расскажет все репортерам?

Жена (искренне). Не знаю. Не думаю; впрочем, не знаю. (Смеется, как раньше.) Я засмеялась потому, что все это так невероятно. У меня была тетушка, дама угрюмая, впрочем, на то были свои основания. Она умерла, когда ей было двадцать шесть лет, вернее, у нее умерло сердце или что там у нас управляет душой. С виду-то она продолжала жить и прекратила наконец существование в шестьдесят два года, в автомобильной катастрофе. Она каталась с утра на лошади, брала препятствия и возвращалась в своем роскошном прогулочном автомобиле. Знаете, такой старый автомобиль с откидным верхом и со стеклом между передним и задним сиденьем. Она была в галифе и котелке и в желтом шарфе с булавкой в виде лисьей головы. Вдруг резкий поворот — и врезалась прямо в хлебный фургон. Представляете, весь этот металл, бензинная вонь, картонные коробки на шоссе, сдобные булочки и кровь, и ее юное сердце, умершее, когда ей было двадцать шесть, вырывается наконец из ее шестидесятидвухлетнего тела. (