Все, кого мы убили. Книга 2 - [6]

Уголки губ его чуть поникли на слове об откровении, но он подбодрил меня:

– Продолжайте, будьте лишь искренни.

– Вы ведь следите за моим путём неспроста – он некоторым непостижимым образом соприкасается с вашим. Это поняли вы давно, я же только недавно, потому и заявился к вам.

Я с жаром поведал о своих подозрениях. Некто неведомый, то самое третье лицо или целая когорта лиц, стоящих весьма высоко и могущих оказывать влияние даже на решения императора, желают заполучить нечто очень для них ценное. Я не знаю достоверно, что это собой представляет и имеет ли к конечном счёте характер материальный. Но, в отличие от меня, не ведающего ни контура, ни формы своего сосуда, они точно знают, для чего собирают собственную коллекцию. Это имеет такую степень секретности, что организаторы не могут доверить сбор сведений кому-то одному, предпочитая действовать тоньше. Это облечено такими трудностями, что время в известном смысле также не имеет значения. Некоторые люди получали такие задания здесь, в сирийских пределах, а исполнив их, они приобрели положение, несоизмеримое с их прежним. Дашков стал министром юстиции, Воробьёв – кавалером и профессором, ровесник мой Андрей Муравьёв ожидает высочайшего указа занять видное место среди светских чинов в Святейшем Синоде и метит, кажется, в обер-прокуроры.

– Скажу более: меня самого настигло странное поручение в Бейруте, которое, признаюсь не сразу, но привело меня в смятение в свете имеющихся у меня подозрений. Представьте, пришло письмо из Общества, составленное так ловко, словно писал его дипломат или… иллюминат. И те и другие умело скрывают твёрдо желаемое за патокой намёков. Его невозможно определить как предписание, приказ или распоряжение, скорее оно напоминает уведомление, но нечто неуловимое содержит оно в своём тоне, что требует к тем словам особенного внимания, если не безусловного подчинения. Я до последнего времени игнорировал его. И по сию пору не знаю, как мне поступить. Подозревал я, что посланное многим неведомым адресатам сразу, оказалось оно исполнено кем-то из них и утратило цель. Но совсем недавно узнал я, что это не так – мне пришло повторное и весьма угрожающее письмо, хотя и невинное с виду. А теперь я должен спросить то, ради чего приехал к вам. Помимо той записки к Воронцову, получали вы какое-то ещё задание? Нет, не в России, а позднее, уже здесь, возможно, по окончанию паломничества? Погодите, – я показал ладонями, чтобы он не перебивал меня, – я не требую у вас предательства или выдачи тайны. Мне не нужна суть поручения. Я не глуп и понимаю, что приказания известного рода не предназначены для обсуждения на людях, но умоляю, скажите лишь одно: да или нет? Почему я подумал на вас? Все эти люди имеют творческий склад, обладают фантазией, мыслят не одними уставами. Вы – из их числа. Да к тому же… вы получили аудиенцию у императора, дозволение ехать в земли врага, стать монахом в самой важной обители этой вотчины, вас свели с патриархом Иерусалимским, и сам митрополит благословил вас… неужели я могу поверить, что такое случайно?

Я ожидал любого ответа.

– Я получал, – спокойно ответил Серапион. – Не приказ, но просьбу оказать содействие. Удовлетворяет вас такой мой расплывчатый ответ?

– Увы, вполне, – с тяжёлым сердцем отвечал я. – Не смею выпытывать, от кого исходила та просьба… – Он лишь едва кивнул, – но скажите, отыскали вы, что от вас требовали?

– Смею думать, что отыскал, – заверил он. – Это потребовало от меня некоторых усилий, но не чрезмерных. Действительно, знакомство с его Высокопреосвященством способствовало тому.

Я молчал, желая продолжения, но он держал уста затворёнными. Всё же я не сдержался.

– Да. Всё так. И последнее, позвольте! Это ваше… задание, ведь вы сами как-то связываете его с моей миссией? Хотя бы в широком смысле, если вы понимаете, о чём я…

Серапион встал, нахмурившись. Ответа мне не требовалось, но когда я поклонился ему и отправился к дверям храма, куда уже стекались монахи и поклонники, меня нагнал его голос:

– Да. Оно связано. Простите и меня, но знайте, что когда мы беседовали на корабле, я не обманывал вас. Хотя уже ко дню отплытия знал, что могу получить своё поручение позднее. Даже ждал его. Это и случилось, так что мне не пришлось лукавить с вами, а лишь молчать, избегая предмета. Хотите ещё? Это имело отношение к – сведениям, кои любимы вами. Сведениям, хранимым здесь, в Лавре.

– Потому вы и покинули Иерусалим?

Я чуть повернул к нему голову и кивнул в знак благодарности, видя, как он десницей крестит меня в спину.

– Не удивляет вас, что Московское Общество Древностей Российских, интересующееся, как следует из самого названия, документами, касающимися истории русской, отправило вас в края, столь отдалённые от России?

– Отчего же? История российская неотделима с некоторых пор от истории Византии.

– А не казалось ли вам, что вы должны служить здесь и другим целям, тайным или явным?

Я замешкался с ответом. Он отправился служить с монахами, а мой ум последующие три часа отвлекался от молитвы добрым десятком посторонних мыслей.

Завтрашней ночью, как за два года до того, в Мегиддо, сидели мы над обрывом, вспоминая прежние беседы.