Всё как в жизни - [9]

Начальник удивленно вскинул брови.

— Тебе, активисту, рационализатору, и только на десять? Ты смеешься, Антипов? Соображай: оклад у тебя сто двадцать, если прибавлю только десятку, то будешь получать одинаково с лодырем Мальковым… Значит, так, Антипов, не меньше чем на четверть оклада при первой возможности! Ты вот меня критиковал, а я тебя повышу в должности. Потому что для меня принципиальность — прежде всего.

«Удивительный человек», — подумал довольный Антипов, выходя из кабинета.

Прошло два года. Прибавки не было. Подчиненный снова обратился к начальнику.

— Хочу получать хотя бы как Мальков.

— Равняешься на тунеядца? — посуровел начальник. — Знаю, все знаю о тебе. Что заочно окончил институт. Изобретатель, общественник, примерный семьянин. Минимум на треть оклада при первой возможности!

Антипов ушел от руководителя озадаченным. Еще через год, встретив Сидора Матвеевича у проходной, он показал пальцем на высоко пролетавших журавлей, потом на синицу, беспечно щебетавшую на дереве, и тяжело вздохнул:

— Лучше десятку.

— Что, десятку? Прекрасному работнику?

Сидор Матвеевич выглядел оскорбленным.

— Не такой уж я прекрасный, — сдерживая раздражение, возразил Антипов. — В рабочее время играю в настольный теннис, делаю часовые перекуры, недавно сорвал срок сдачи отчета. В общем, работаю как Мальков.

— Эх, наговариваешь на себя, Антипов. Далеко тебе до Малькова. Закладывает Мальков.

Сидор Матвеевич выразительно показал на воротник.

Через три месяца инженер ожесточенно бил себя кулаком в грудь.

— Поверьте, пьяница я! Совершил недельный прогул. Дома устроил дебош, попал в милицию. Кроме того…

— Достаточно, Антипов, — оборвал его начальник. — Не могу не поверить тебе. Налицо грубое нарушение трудовой дисциплины и нелады с моралью. Придется понизить тебя в должности. Принципиальность для меня — прежде всего.

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ СОВЕТ

В кабинете главного режиссера драматического театра зазвонил телефон.

— Никифор Никифорович? Это Тридесятов вас беспокоит. Вы прочитали мою новую пьесу?

— Прочитал. Ну что ж, пьеса хороша. Вот только не современна. Опередили вы, голубчик, жизнь… лет этак на десять. Боюсь, что публика вас не поймет.

— Но вы-то поняли, Никифор Никифорович.

— Так то ведь я… Ну, в общем так: рукопись я оставлю у себя. Соберем худсовет, обсудим, решим. А сейчас, извините, тороплюсь. Нужно отвести в садик племянника Колю.

* * *

— Добрый день, Никифор Никифорович! Говорит драматург Тридесятов.

— А-а-а, здравствуйте, здравствуйте, наш самобытный друг! К сожалению, пьесу еще не рассматривали. Нет моего помощника Самозамова. Уехал лечиться в Кисловодск. С секретаршей. У него сердце.

* * *

— Никифор Никифорович! Алло! Плохо вас слышу… Как там здоровье товарища Самозамова?

— Не беспокойтесь, ему уже лучше.

— Вот и хорошо. А как растет ваш племянник Коля?

— Уже учится в школе. И надо сказать, учится не плохо. Вчера получил пятерку по химии.

— Ну и отлично. Кстати, вы обсудили мою пьесу?

— Не можем собрать худсовет. Ушел художник Забалуев.

— Куда ушел?

— Никто не знает куда. В понедельник утром, без пятнадцати десять вышел из театра и пропал.

— Может, позвонить в бюро находок, в больницу?

— Не надо, с ним это не впервые. Позвоните через пятнадцать суток.

* * *

— Здравствуйте, Никифор Никифорович!

— Здравствуйте, здравствуйте, наш способный друг!

— Скажите, художник Забалуев появился?

— Говорят, что появился.

— Теперь, значит, худсовет соберется?

— Занят наш справедливый критик Инквизиторов.

— Чем занят?

— Чем занят? Минуточку, сейчас я его спрошу… Говорит, что не знает. Ну, в общем, ждите, когда освободится.

* * *

— Никифор Никифорович! Это опять я… Критик Инквизиторов освободился?

— Освободился, но нет, к сожалению, Коли.

— Какого еще Коли?

— Моего племянника.

— А-а-а, того самого… школьника? Но при чем тут он?

— Он уже не школьник. Два года как окончил театральное училище. Теперь член худсовета… Ну, в общем позвоните попозже.

* * *

— Никифор Никифорович? Еле дозвонился до вас. Скажите, худсовет, наконец, состоялся?

— Да, состоялся. Представьте себе, мнение худсовета было единодушным: пьеса не современна. Отстали вы, голубчик, от жизни… Лет, пожалуй, на десять. Так что отклонили мы вашу пьесу. Будьте здоровы!

АВАРИЯ

В этой галактике было холодно. Когда Петров вышел в открытый космос, он увидел зеленых с большими головами гуманоидов, один из которых, сидя на трубе, работал с каким-то аппаратом. Четверо других, что-то оживленно обсуждая, показывали указательными пальцами в разные стороны.

— Что случилось? — спросил Петров.

— Авария на теплосети. Опять разморозили две планеты, — сказал который с аппаратом и с чувством произнес крепкое словцо.

— Значит, вы электросварщик? — сориентировался Петров. — А остальные кто?

— Известно, начальство…

— Кто же виноват? — не отставал космонавт.

— Начальник косможилуправления Чернодыров. Не подготовился к холодному тысячелетию. Как выяснилось, старые трубы, идущие от Крабовидной туманности, давно не меняли, и они проржавели. А новые ушли налево, пошли на змеевики. Гуманоиды созвездия «Гуси-Лебеди» теперь самогон гонят. В общем, из-за аварии совсем отключили отопление. Теперь все сидят дома в шапках и валенках, паяльными лампами греются и строчат жалобу начальнику галактики. Да что толку, если даже доставят трубы со скоростью света от туманности «Хвосты», пройдет тысячу лет.