Всё из ничего - [63]
Мне всегда нравился миф о Сизифе: боги в наказание заставили его закатывать камень на гору, и всякий раз у самой вершины камень начинал скатываться обратно. Занятие наукой иногда очень это напоминает. Камю считал, что Сизиф при этом улыбался, – и нам стоит брать с него пример. Наш путь при любом исходе сам по себе награда.
Феноменальный прогресс, достигнутый человечеством за последние 100 лет, приблизил нас, ученых, к тому, чтобы практически решать самые серьезные задачи, отвечать на самые глубокие вопросы, которые мы, люди, задавали себе с тех самых пор, когда делали первые робкие шаги к пониманию, кто мы и откуда взялись.
Как я уже писал, по мере того как мы понемногу разбирались в устройстве Вселенной, менялся и эволюционировал самый смысл этих вопросов. «Почему на свете есть нечто, а не ничего?» следует понимать в контексте миропорядка, где эти слова звучат уже совсем не так, как раньше, где размываются границы между «нечто» и «ничто», где при разных условиях одно не просто может, но и должно переходить в другое.
В результате по мере продвижения по пути знаний сам этот вопрос отошел в сторону. Теперь мы стремимся понять, какие процессы управляют природой, чтобы делать прогнозы и по возможности влиять на собственное будущее. При этом мы открыли, что живем во Вселенной, где пустое пространство, которое раньше вполне сошло бы за «ничто», имеет новую динамику, которая управляет нынешней эволюцией космоса. Мы открыли, что все указывает на Вселенную, которая вполне могла возникнуть и, скорее всего, возникла из более фундаментального «ничего» – где не было даже пространства – и когда-нибудь снова обратится в «ничто» в результате процессов не просто постижимых, но и не требующих внешнего контроля и руководства. В этом смысле наука, как подчеркивал физик Стивен Вайнберг, не лишает человека возможности верить в Бога, а скорее дает ему возможность не верить в Бога. Без науки все на свете – чудо. А с наукой остается возможность того, что чудес вообще не бывает. А значит, необходимость в религиозных верованиях мало-помалу отпадает и играет все менее и менее важную роль.
Каждый из нас сам выбирает, придерживаться ли ему идеи Божественного творения, – думаю, споры по этому поводу в ближайшее время не утихнут. Однако, как я писал, лично я верю, что если мы хотим быть интеллектуально честны сами с собой, то должны сделать обоснованный выбор – обоснованный фактами, а не откровениями.
В этом и состояла цель моей книги: представить обоснованную современную картину мироздания, как мы ее понимаем, и описать, какие теоретические рассуждения обеспечивают научный прогресс в физике и как мы, ученые, пытаемся отделить зерна от плевел в своих теориях и наблюдениях.
О своих предпочтениях я заявил ясно и недвусмысленно: для меня на сегодня самый привлекательный и правдоподобный вариант – это предположение, что Вселенная возникла из ничего. А вы делайте выводы сами.
В заключение я хочу вернуться к вопросу, который, как представляется лично мне, с интеллектуальной точки зрения даже интереснее, чем вопрос о чем-то из ничего. Это вопрос, который задал Эйнштейн, – о том, был ли у Бога какой-то выбор при сотворении мира. Этот вопрос – главная движущая сила почти для всех исследований фундаментальной структуры вещества, пространства и времени, исследований, которыми я занимаюсь почти всю свою профессиональную жизнь.
Раньше я думал, что для ответа на этот вопрос надо сделать однозначный выбор, но в процессе написания книги «Всё из ничего» мои представления несколько изменились. Очевидно, если существует единая теория с уникальным набором законов, которая описывает и, более того, определяет, как возникла наша Вселенная и как должна идти ее дальнейшая эволюция (сформулировать эту теорию – цель науки со времен Ньютона и Галилея), то ответ на этот вопрос должен быть таким: «Нет, все должно было быть так, как было и есть».
Но если наша Вселенная не уникальна, если она всего лишь часть огромной, а возможно и бесконечной, мультивселенной, не должен ли ответ на вопрос Эйнштейна прозвучать гораздо интереснее: «Да, Вселенная может возникнуть по-разному, есть множество вариантов»?
Какой из ответов верен, я не знаю. Может быть, существует бесконечное множество разных сочетаний законов, разновидностей частиц, веществ и взаимодействий и даже разных вселенных, которые могут возникнуть в такой мультивселенной. Может быть, существует только одна, строго определенная комбинация, которая порождает только такую Вселенную, в какой мы живем, или очень похожие вселенные, в которых возможна эволюция существ, способных задать подобный вопрос. Тогда ответ на вопрос Эйнштейна останется отрицательным. Бог или Природа, способные вместить мультивселенную, подчинялись бы при создании Вселенной, в которой Эйнштейн мог задать такой вопрос, таким же строгим ограничениям, что и в случае, если бы был только один вариант создания жизнеспособной и непротиворечивой физической реальности.
Почему-то мне очень по душе вероятность того, что при любом сценарии, даже если существует якобы всемогущий Бог, никакой свободы при создании Вселенной не было. Разумеется, потому, что это еще раз скажет нам, что без гипотезы о Боге можно обойтись или что она как минимум избыточна.
Книга американского астрофизика Лоуренса Краусса о том, что Вселенная могла образоваться буквально из ничего под действием физических законов.
Лоуренса Краусса иногда называют Ричардом Докинзом от точных наук. Он серьезный физик-исследователь и один из самых известных в мире популяризаторов науки, с работами которого российский читатель только начинает знакомиться. Уже подзаголовок его книги подчеркивает, что нарисованная наукой картина мира превзошла по величественности все религиозные эпосы. Это грандиозное повествование разворачивается у Краусса в двух планах: как эволюция Вселенной, которая в итоге привела к нашему существованию, и как эволюция нашего понимания устройства этой Вселенной.
Откуда взялась Вселенная? Что было до этого? Что день грядущий нам готовит? И главное – могла ли Вселенная появиться вот так, из ничего, или все-таки нужно искать следы некоего, возможно Божественного вмешательства? Знаменитый ученый, астрофизик, соратник Ричарда Докинза и великолепный популяризатор науки Лоуренс Краусc, опираясь на ошеломляющие эксперименты и новейшие теории физики, включая неуловимый бозон Хиггса, доказывает, что нечто не только может возникнуть из пустоты, но именно на этом принципе «нечто из ничего» и строится Вселенная.
Легендарная книга Лоуренса Краусса переведена на 12 языков мира и написана для людей, мало или совсем не знакомых с физикой, чтобы они смогли победить свой страх перед этой наукой. «Страх физики» — живой, непосредственный, непочтительный и увлекательный рассказ обо всем, от кипения воды до основ существования Вселенной. Книга наполнена забавными историями и наглядными примерами, позволяющими разобраться в самых сложных хитросплетениях современных научных теорий.
Монография протоиерея Георгия Митрофанова, известного историка, доктора богословия, кандидата философских наук, заведующего кафедрой церковной истории Санкт-Петербургской духовной академии, написана на основе кандидатской диссертации автора «Творчество Е. Н. Трубецкого как опыт философского обоснования религиозного мировоззрения» (2008) и посвящена творчеству в области религиозной философии выдающегося отечественного мыслителя князя Евгения Николаевича Трубецкого (1863-1920). В монографии показано, что Е.
Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.
Настоящая книга представляет собой интереснейший обзор развития инженерного искусства в истории западной цивилизации от истоков до двадцатого века. Авторы делают акцент на достижения, которые, по их мнению, являются наиболее важными и оказали наибольшее влияние на развитие человеческой цивилизации, приводя великолепные примеры шедевров творческой инженерной мысли. Это висячие сады Вавилона; строительство египетских пирамид и храмов; хитроумные механизмы Архимеда; сложнейшие конструкции трубопроводов и мостов; тоннелей, проложенных в горах и прорытых под водой; каналов; пароходов; локомотивов – словом, все то, что требует обширных технических знаний, опыта и смелости.
Что такое, в сущности, лес, откуда у людей с ним такая тесная связь? Для человека это не просто источник сырья или зеленый фитнес-центр – лес может стать местом духовных исканий, служить исцелению и просвещению. Биолог, эколог и журналист Адриане Лохнер рассматривает лес с культурно-исторической и с научной точек зрения. Вы узнаете, как устроена лесная экосистема, познакомитесь с различными типами леса, характеризующимися по составу видов деревьев и по условиям окружающей среды, а также с видами лесопользования и с некоторыми аспектами охраны лесов. «Когда видишь зеленые вершины холмов, которые волнами катятся до горизонта, вдруг охватывает оптимизм.
Книга посвящена истории польской диаспоры в Западной Сибири в один из переломных периодов истории страны. Автором проанализированы основные подходы к изучению польской диаспоры в Сибири. Работа представляет собой комплексное исследование истории польской диаспоры в Западной Сибири, основанное на материалах большого числа источников. Исследуются история миграций поляков в Сибирь, состав польской диаспоры и вклад поляков в развитие края. Особое внимание уделено вкладу поляков в развитие предпринимательства.
Что значат для демократии добровольные общественные объединения? Этот вопрос стал предметом оживленных дискуссий после краха государственного социализма и постепенного отказа от западной модели государства всеобщего благосостояния, – дискуссий, сфокусированных вокруг понятия «гражданское общество». Ответ может дать обращение к прошлому, а именно – к «золотому веку» общественных объединений между Просвещением и Первой мировой войной. Политические теоретики от Алексиса де Токвиля до Макса Вебера, равно как и не столь известные практики от Бостона до Санкт-Петербурга, полагали, что общество без добровольных объединений неминуемо скатится к деспотизму.