Всё имеет свою цену - [22]

– Летали – на самолетах либо вертолетах. На DYE-5 – всегда на самолете, для вертолета это было слишком далеко.

– А возили только вас или же с вами бывали и другие?

– Только нас. Иногда, правда, переправляли кое-какие грузы и всегда – письма, но из людей были только мы. – То есть вы и пилот?

– Ну да.

– А пилотами были американцы или датчане?

– Раз на раз, конечно, не приходился, но обычно – датчане. Согласно предписаниям военных, разумеется, летать должны были американцы, однако все правила систематически нарушались – за исключением неписаных. Некоторые датчане получали лицензию пилотов прямо там, на месте. В том числе и пилотов вертолета. Думаю, это было записано у них в контракте, хотя на 100 процентов я в этом не уверена. Не забывай, ведь у большинства было огромное количество свободного времени, а что касается любых форм обучения, американцы всегда были готовы помочь. В общем и целом все они были весьма услужливыми и приятными людьми, правда, жуткие транжиры – казалось, их нисколько не заботит, какое огромное количество государственных средств просто-напросто пускается на ветер.

– А много времени занимала учеба по управлению вертолетом?

– Восемь недель, и, насколько я помню, стоило это сто пятьдесят тысяч крон. Разумеется, речь шла лишь о лицензии, дающей право на управление частными воздушными судами – не коммерческими.

– Ты говоришь, что на DYE с тобой летали, как правило, пилоты-датчане. Почему?

– Они летали не только на станции DYE, они вообще летали чаще всего. Дело в том, что профессиональным летчикам такие полеты были не интересны, тогда как датчане делали это, что называется, в охотку. Так что американцы обычно просто вписывали в полетный лист свое имя, а вместо них за штурвал садились датские любители. Разумеется, только если инструкторы были полностью убеждены, что соответствующий новичок справится с заданием. Такой вертолет стоит столько же, сколько целое фермерское хозяйство, так что, если бы что-то пошло не так, а потом выяснилось бы, что за рулем, штурвалом или как там еще это называется, был кто-то посторонний, Вашингтон бы своих за это по головке не погладил. Однажды подобный случай произошел в Туле, и после этого все полетные правила несколько месяцев соблюдались самым строгим образом – до тех пор, пока все не забылось.

– Расскажи, как обычно протекали ваши визиты на DYE?

– А что тут рассказывать? Дел было не так уж много: нужно было подсчитать количество оставшихся медикаментов да проверить содержимое аптечек первой помощи, – вот, в общем-то, и все. Это занимало не больше часа – если поторапливаться, и часа два – если делать все с прохладцей. А, как правило, так и бывало. Что мне больше всего запомнилось в процессе подсчета лекарств, так это то, что в их число входили таблетки от малярии – все американские базы в мире, где бы они ни находились, скроены на один манер. Однажды мы, помнится, даже заказали новую партию таблеток от малярии под предлогом того, что у прежних истек срок годности, – правда, для самой базы. Просто так, шутки ради, чтобы посмотреть, что из этого выйдет.

– И что же?

– Да ничего, точнее, из США на самом деле незамедлительно поступила новая партия. Кроме того, раз в год нам регулярно поставляли по четыре прекрасные газонокосилки. На них сразу же находилось немало охотников, и все они быстро оседали в крупных фермерских усадьбах где-то в Дании.

– Что ж, разумный подход. Ладно, а чем еще, помимо подсчета лекарств, ты занималась во время своих приездов на станции DYE? Разве мужчин, из которых состоял персонал, вам не нужно было осматривать?

– Нет, только медикаменты. С мужчинами, за исключением начальника DYE, мы вообще не должны были встречаться. Вообще-то каждый наш приезд становился своего рода событием, ибо о нем все знали заранее и готовились к нему, как к какому-то крупному празднику. Прежде всего, это вносило хоть какое-то разнообразие в монотонное течение их жизни, а кроме того, мы ведь были для сотрудников станций единственными женщинами, которых они видели за долгие месяцы своей работы. Накануне нашего очередного приезда все они долго мылись в душе, и надо было видеть, как они следили за нами во время наших передвижений по станции. Вот внезапно откуда-то возникает чья-то голова, в щелку за тобой следит пара возбужденных глаз. Мы становились объектами самого пристального и неусыпного внимания, однако – никогда никаких прямых контактов. Черт возьми, как же все это было забавно! Стоит мне увидеть по телевизору суслика, как я сейчас же вспоминаю этих мужчин – точнее, их головы, осторожно выглядывающие из всевозможных укрытий и тотчас же прячущиеся при первых признаках опасности оказаться обнаруженными.

– А тебе бывало от этого как-то не по себе?

– Пожалуй, нет, никогда – для этого попросту не было никаких оснований.

Сказав это, она внезапно непроизвольно покрепче сжала руль; машина дернулась и чуть было не съехала на обочину, однако уже в следующее мгновение выровнялась.

– То есть я считала, что их нет. Ох, до чего же неприятно обо всем этом теперь вспоминать. А как именно Мариан умерла? В газетах приводится столько страшных подробностей. Неужели все это правда?