Все игрушки войны - [29]

Он сам убивает всадника, а после вместе со своими драконами спешно уничтожает рабские знаки, когти срывают заржавевшие оковы с умирающего дракона, раня его еще больше, но выбора нет, и они спешат.

Успеть, успеть…

И наконец, черный свободен.

– Лети… – шепчет Он, глядя в затуманенные глаза.

Пожалуйста… лети же…

Драконы подходят к поверженному дракону, помогают привстать, поддерживая по бокам.

В небе остатки битвы, но это не важно, на поле тишина, Он до боли сжимает пальцы, почти не дыша, стоя в стороне. Это дело драконов, Он может лишь наблюдать.

И наконец, из последних сил, щедро орошая землю своей кровью, черный дракон взлетает, тяжелые махи крыльев, выше., еще выше… Остальные взлетают вслед за ним, но держась на расстоянии.

Черный дракон превращается в далекую точку, еще выше и выше, пока не становится невидимым для наблюдателей.

И тогда драконы как один издают протяжный звук, бесконечный длинный, вибрирующий трубный звук, звук прощания и печали, звук смерти и звук возрождения.

Битва окончена.

* * *

Он ушел вместе с драконами, сказав, что более не может помочь людям, что с него хватит.

И как Он сказал, более ни один дракон не пересек их небо, не ступил на их землю, и звали драконы то небо и те земли проклятыми.

Поле перед замком стало вечно красным от цветов.

Люди звали его Полем Победы.

Но иные называли Драконовым, или полем драконьей крови.

Поговаривали, будто выросли те цветы из драконьей крови.

И зимой и летом, цветы покачивались на ветру, без слов напоминая и не давая забыть об ошибках предков и о цене победы.

А Он остался жить с еще одной болью в израненной душе, не свой и не чужой. Его взгляд на мгновение затуманился, Он потер когтистой лапой третье веко, и посмотрел на далекую гряду гор. Как никто другой Он понимал модифицированных созданий, сам являясь таким же, как они. И потому не было у Него даже имени, когда Он жил среди людей, не являясь для них ни равным, ни человеком.

Война

Мы люди… Арти Д. Александер

«Люди вовсе не те, кто лишь похожи на людей, а те, кто ведут себя как Люди, по-человечески, значит осмысленно и гуманно…»

Арти Д. Александер

Он шел уже давно и потерял счет дням… Он до конца не понимал, что случилось. Это была катастрофа свыше его понимания. Он слишком мало видел на этом свете, чтоб понимать все до конца. Он даже не успел еще многому научиться…

В темном обгорелом подлеске он споткнулся и едва не упал прямо в грязную, размякшую от испарений землю. Нагнувшись и попытавшись сфокусировать взгляд, почти на ощупь, отыскал выступающий на поверхности плоский камень. Сел на него вытянув вперед ноги. Ноги уже потеряли способность нормально сгибаться, все тело было в подтеках и непонятных пятнах… Кожа местами сильно потрескалась и практически вся пребывала в многочисленных глубоких и мелких царапинах, грозящих разрывами, без надлежащего ухода. Хорошо, что уже давно не было зеркала, чтоб увидеть собственное измученное лицо… Пора было уже пополнить запасы энергии, тело прямо требовало этого, оно едва удерживало жизнь, но есть было нечего, не было даже подходящей для питья воды. Вода была кругом, практически в каждой мутной луже, но пить ее означало впасть в окончательное и бесповоротное безумие. Еще до взрыва, потрясшего землю, воду было невозможно пить без специальной предварительной очистки. Чтобы как-то занять себя и не потерять остатки разума, от безысходности и навалившегося бессилия, он старался думать о хорошем. Вот он выходит из Университета, сияющий от чувства значимости и нужности обществу. Вот его первые студенты, будущие математики. Некоторые из них даже пытаются соперничать с ним в интеллектуальной математике, новой области науки. Они эмоциональны, и дружески хлопают его, учителя, по крепкому широкому плечу.

Пока он сидел, присмотревшись, заметил неподалеку какие-то развалины. Возможно, начало пригорода очередного поселка или города. Аккуратно подобрав под себя ставшие непослушными ноги, собрался с духом и постарался как можно плавнее встать, так чтоб не тревожить поврежденные суставы. Он еще не забыл, как недавно пролежал несколько часов, попав под изморозь и туман, только потому что ноги отказывались подчиняться и его поразил частичный паралич. Тогда впервые он от отчаянья завыл, так когда-то, повинуясь инстинкту, выли тоскующие звери и первобытные люди. Но в этом мире все было иначе. Он прислушался к себе и улетающему в сумерки эху. Вой не принес никакого облегчения. Стало только хуже. Издалека, как будто ему ответил леденящий резкий вскрик непонятного существа и все стихло. Тогда его разум просто отключился, и он бы мог умереть, но неизвестное существо не заинтересовалось им или прошло мимо.

Поднявшись и проверив, что ничего не выронил из своего жалкого заплечного багажа, он зашагал в сторону обнаруженных развалин. По дороге подобрал палку, стал опираться на нее, помогая себе идти не сильно хромая. Подойдя к развалинам, понял, что был здесь не единственным путником, до него тут проходили многие, о чем свидетельствовали следы многочисленных бессмысленных, варварских разрушений. Но ему не надо многого. Он уже знал, что в местах, где должна быть еда и вода, ее не найти. Он посмотрел по сторонам и нашел здание школы, это сооружение мало кого интересовало и относительно неплохо сохранилось. Особенно с сравнении с другими… Здесь ему чудом удалось найти немного того, что еще можно было считать едой. Среди прилепленных к обратной стороны столов и стульев жевательных резинок, брошенных вещей и мусора, он нашел что искал. Забытый кем-то в неприметном ящике сломанного стола, среди покореженной и перевернутой мебели, засохший до каменного состояния хлеб, который мог еще пригодиться. Старательно завернув его в относительно чистую тряпочку он, спрятал его за пазуху, там, где уже была спрятана небольшая походная фляга, но пока прискорбно полупустая.