Все хорошо, что хорошо кончается - [6]

Может быть... она ему все еще нравится? Николь вспомнила их последние "ночи вдвоем" и снова заплакала.

"Послушай, сучка, я понял, что ты не хочешь делать то, что я тебе говорю. Тогда жди. После командировки я поговорю с тобой по-другому!"

Николь всплеснула руками. Да разве она не готова сделать для Тома все на свете? Для ее Тома - такого, каким он был раньше!

Она остановилась перед поворотом на свою улицу и опустила голову. Она не хочет идти домой. Она боится идти... "Что с ним случилось? - снова и снова спрашивала она себя. - В чем она виновата?"

"Он психопатичный придурок. Садист, - вдруг прозвучал в голове спокойный, но полный скрытой силы голос. - Ты просто не имела дела с такими жлобами. Поэтому и задаешь глупые вопросы". Николь удивилась неожиданной консультации, но тут же забыла обо всем: она повернула за угол и оказалась под окнами квартиры Тома.

Бросить все, забрать свои вещи и уйти в студгородок?

Но она не сможет прожить на стипендию... Но Том не отпустит ее... Но ей страшно сказать ему об этом....

"Если ты задумаешь от меня бежать, я найду тебя в сраном общежитском домишке и расшибу об стенку твои маленькие глупые мозги!"

Она приближалась к двери подъезда. И по мере того, как расстояние между ней и Томом сокращалось, слезы на щеках высыхали, а обычная терпеливая пассивность властно завладевала всем ее существом.

Что он придумал на этот раз?

Она тихо подошла к двери и сжала в ладони изящно изогнутую рельефную скобу подъездной двери...

И вдруг с ней что-то произошло. В голове раздалось легкое шуршание, как будто в калейдоскопе пересыпались в новый рисунок мозаичные стеклышки. Николь почуствовала, как с необратимой силой ее восприятие мира мгновенно изменяется. Это чувство отдалось в груди легкой тревогой.

А потом тревога прошла.

Она крепче сжала ручку двери. Внутри колыхнулась незнакомая - какая-то бесшабашная, дерзкая, шальная - радость. "Кастет, мать твою! И как в руку ложится - как родной!" - возник в голове уже знакомый голос, полный скрытой силы. Николь сначала отметила это, но в следующее мгновение уже не смогла отделить внутреннего собеседника от своего "я".

Это была ее мысль. И ее радость.

Она неохотно убрала руку со скобы. "Так, - сказала она себе. - Соваться к этому придурку с голыми руками глупо. Потому что неизвестно, в каком он виде. Да и вообще, в каком бы ни был - надо дать ему в морду. Для начала... А там посмотрим".

Она совершенно несвойственным ей движением почесала пятерней в затылке, потом лихо развернулась на каблучках и решительно зашагала по направлению к негритянскому кварталу.

Профессор Поплавский ворвался в пустующее помещение кафедры электротехники и изо всех сил закричал тонким голосом:

- Ирэн! Ирэн! Где вы? Идите ко мне как можно скорее! Помогите!

Из дверей лаборатории выскочила полненькая девушка в белом халате и, взглянув на профессора, охнула и превратилась в недвижимую статую. Пустое жестяное ведро выпало из рук и с грохотом покатилось по полу.

Профессор умолк, дергано повзбивал остатки седых волос на почти лысой голове, оглядел свой костюм и спросил:

- Что? Так плохо?

Лаборантка Ирэн сморгнула и, еще не в состоянии двигаться, только с трудом разлепила губы:

- Ну...

- Дайте зеркало!

Ирэн спиной вперед впала в полутемное помещение лаборатории и через секунду появилась с небольшим настенным зеркалом в руках. Лицо ее ничего не выражало, но было видно, что теперь она готова закатиться от смеха. Профессор погляделся в зеркало и схватился за голову.

- Негр!Негр! - закричал он.

Девушка не удержалась и прыснула, зеркало покачнулось. Действительно, Поплавский был сейчас похож именно на негра. Или на кочегара доисторического паровоза. Каждая пора его худощавого лица и журавлиной морщинистой шеи вобрала в себя частичку угольной пыли. На абсолютно черном лице очень живо смотрелись белки расширенных от негодования глаз и узкая красная полоска губ.

Сорочка, галстук и пиджак являли собой столь же печальное зрелище, что и физиономия профессора.

- Ну что за безобразие! Какой нонсенс!

Это были самые сильные выражения, которые профессор Поплавский употреблял когда-бы то ни было в жизни. И это свидетельствовало о том, что он выведен из себя.

Лаборантка Ирэн перестала смеяться и сочувственно спросила:

- Опять студенты второго потока, да?

- Опять! - вскричал профессор и заломил в отчаянье измазанные углем руки. ? Они подложили пирораспылитель в угольные стержни установки Майерса! И при демонстрации опыта, как только я подвел к электродам ток, весь уголь ударил мне в лицо! Занятие сорвано! Я в ужасном виде! Сколько можно терпеть, я не знаю! - Он посмотрел на девушку. - В который раз они надо мной издеваются, Ирэн?

- Уже в пятый раз за этот семестр. А в прошлом семестре вы три раза садились на "зловонную колючку", дважды запутывались возле доски в "смирительной паутине" и десять раз взрывались на собственном стуле. Кстати, профессор, стул пришлось списать: он расшатался и почернел

- Стул почернел! А мои брюки! А ботинки! Да это... нонсенс какой-то!

Ирэн заботливо взяла профессора за руку и подвела к раковине: