Все еще Элис - [36]

– Вы рассказали кому-нибудь в Гарварде?

– Нет, еще нет.

– В этом семестре вы могли читать лекции и справлялись со всеми своими профессиональными обязанностями?

– Да, это требует гораздо больше сил, чем раньше, но ответ – да.

– А поездки с лекциями и на конференции?

– Их я практически свела к нулю. Отменила две лекции в университетах, пропустила крупную конференцию в апреле и забыла еще об одной во Франции в этом месяце. Обычно летом я много путешествую, мы оба много путешествуем, но в этом году мы все лето проведем в нашем доме в Чатеме. Мы поедем туда в следующем месяце.

– Это хорошо, просто прекрасно. Стало быть, все лето о вас будет кому заботиться. Я точно знаю, что к осени у вас должен быть план, как рассказать обо всем коллегам в Гарварде. Может быть, сменить род деятельности? И, я думаю, самостоятельные путешествия к этому времени должны быть исключены.

Элис кивнула. Сентябрь внушал ей ужас.

– Кроме этого, необходимо продумать некоторые юридические моменты, такие как доверенность и завещание о жизни[16]. Вы не думали о том, чтобы отдать свой мозг для научных исследований?

Элис думала об этом. Она представляла свой обескровленный, залитый формалином мозг цвета замазки в ладонях какого-нибудь студента-медика. Преподаватель будет указывать на борозды и извилины, показывать, где расположены соматосенсорные области, где слуховые и зрительные. Запах океана, голоса ее детей, руки и лицо Джона. Или представляла, как его нарезают на тонкие ломтики, как ветчину в отделе деликатесов, и прилепляют к стеклянным слайдам. После таких приготовлений увеличенный желудочек будет выглядеть впечатляюще. Пустоты, в которых когда-то обитала она.

– Да, я была бы не против.

Джон поежился.

– Хорошо, перед тем как вы уйдете, давайте займемся бумагами. Джон, я могу взглянуть на анкету, которую вы держите?

Что он там обо мне написал?

Они никогда не говорили об этом.

– Когда Элис рассказала вам о своем диагнозе?

– Почти сразу после того, как вы его поставили.

– Хорошо. Как, по-вашему, у нее идут дела?

– Я думаю. Про телефон – это правда. Она к нему больше не подходит. Либо трубку беру я, либо она слушает сообщение на автоответчике. Она как будто приклеилась к своему органайзеру. Иногда утром, перед тем как выйти из дому, она сверяется с ним каждые две минуты. Немного тяжело за этим наблюдать.

Чем дальше, тем больше ей казалось, что Джон не может на нее смотреть. А если и смотрит, то это взгляд клинициста, так смотрят на лабораторных мышей.

– Что-нибудь еще? Может быть, Элис о чем-то забыла рассказать?

– Вроде бы все.

– Перемены настроения, личностные изменения, вы ничего такого не замечали?

– Нет, она такая же, как всегда. Может, чуть независимее. И тише стала, не начинает разговор первой.

– А у вас как дела?

– У меня? Все в порядке.

– У меня есть кое-какая информация, я ее вам сообщу. Это о группе поддержки тех, кто занимается уходом за больными. Дениз Даддарио – социальный работник в этой группе. Вы встретитесь с ней и расскажете, как у вас идут дела.

– Мне встретиться с ней?

– Да.

– Но мне это не нужно, у меня все в порядке.

– Хорошо. Но у вас есть такая возможность на случай, если почувствуете, что вам это нужно. А теперь у меня есть несколько вопросов к Элис.

– Вообще-то, я хотел поговорить о дополнительной терапии и клинических исследованиях.

– Хорошо, но сначала давайте закончим с ее тестами. Элис, какой сегодня день недели?

– Понедельник.

– Когда вы родились?

– Одиннадцатого октября тысяча девятьсот пятьдесят третьего года.

– Кто вице-президент Соединенных Штатов?

– Дик Чейни.

– Хорошо, теперь я назову имя и адрес, а вы их повторите. Позже я попрошу вас сделать это еще раз. Готовы? Джон Блэк, Брайтон, Западная Сорок вторая улица.

– Тот же, что в прошлый раз.

– Да, вы правы, очень хорошо. Вы можете повторить сейчас?

– Джон Блэк, Брайтон, Западная Сорок вторая улица.

Джон Блэк, Брайтон, Западная Сорок вторая улица.

Джон никогда не носит черное, Лидия живет на западе, Том в Брайтоне, восемь лет назад мне было сорок два.

Джон Блэк, Брайтон, Западная Сорок вторая улица.

– Отлично, вы можете посчитать от единицы до двадцати, а потом в обратном порядке?

Она смогла.

– Теперь я хочу, чтобы вы показали, сколько пальцев на левой руке соответствует месту, на котором стоит в алфавите первая буква в названии города, где вы сейчас находитесь.

Она мысленно повторила то, что сказал доктор, а потом показала указательный и средний пальцы левой руки.

– Хорошо. Как называется эта штука на моих часах?

– Застежка.

– Ладно, теперь напишите предложение о сегодняшней погоде.

Туманно, жарко и влажно.

– На обратной стороне бумаги нарисуйте часы, которые показывают сорок пять минут четвертого.

Элис нарисовала большой круг, а внутри его цифры. Самая верхняя – двенадцать, потом единица и все остальные.

– Упс, я нарисовала слишком большой круг. Она быстро написала:

3:45.

– Нет, не цифрами. Мне нужно, чтобы вы нарисовали обычные часы, – сказал доктор Дэвис.

– Послушайте, вы хотите узнать, умею ли я рисовать или помню ли, как распознавать время на часах? Рисование никогда не было моей сильной стороной.

Когда Анне было три года, она любила лошадей и часто просила Элис нарисовать их. Интерпретация лошади в исполнении Элис выглядела как дракон-собака в постмодернистском духе и не могла удовлетворить даже дошколенка с богатым воображением.