Все еще Элис - [23]

Принять вечерние лекарства

Консультант по генетике Стефани Аарон принимала пациентов отделения нарушений памяти Массачусетской больницы. У Стефани были изогнутые дугой брови, отчего лицо казалось очень открытым, и черные волосы до плеч. Она приветствовала их теплой улыбкой.

– Итак, расскажите, почему вы здесь, – начала Стефани.

– Недавно моей жене сказали, что у нее болезнь Альцгеймера, и мы бы хотели, чтобы ее обследовали на предмет мутации генов ААР, PS-один и PS-два.

Джон сделал свою домашнюю работу. Последние недели он провел, с головой закопавшись в книги по молекулярной этиологии Альцгеймера. Блуждающие протеины, порождаемые этими тремя генами, известны как виновники ранней болезни Альцгеймера.

– Элис, расскажите, чего вы ждете от этих тестов? – спросила Стефани.

– Ну, по-моему, это разумный способ подтвердить мой диагноз. Конечно, есть еще биопсия мозга и аутопсия.

– Вы считаете, что ваш диагноз может быть ошибочным?

– Мы думаем, что это очень даже возможно, – сказал Джон.

– Хорошо, давайте сначала рассмотрим, что будет означать для вас отрицательный ответ. Эти мутации генов проникающие. Если обследование даст положительный результат на мутации АРР, PS-один и PS-два, я скажу, что это надежное подтверждение вашего диагноза. Но если мы получим отрицательный ответ, все будет сложнее. Мы не сможем уверенно интерпретировать, что это означает. Примерно у пятидесяти процентов людей с ранним «альцгеймером» нет мутации этих трех генов. Но это не говорит о том, что у них нет этой болезни или что их болезнь не носит генетический характер. Дело в том, что нам пока неизвестно, в каком гене происходит мутация.

– Разве это не десять процентов у людей ее возраста? – спросил Джек.

– Для этой группы процент немного снижен, это правда. Но если результат обследования будет негативным, мы, к сожалению, не сможем уверенно сказать, что у нее нет этой болезни. Есть вероятность, что Элис просто принадлежит к меньшему проценту больных ранним «альцгеймером», у которых мутация проходит в еще не установленном гене.

Это казалось более чем правдоподобно, если прибавить еще и мнение доктора Дэвиса. Элис знала, что Джон все понимает, но он предпочитал интерпретировать это как «у Элис нет „альцгеймера“, наша жизнь не разрушена», тогда как Стефани придерживалась противоположного мнения.

– Элис, вы понимаете, что это значит? – спросила она.

Вопрос задел Элис, хотя в такой ситуации он был вполне логичен. Перед ее мысленным взором мелькнул подтекст этого разговора в будущем. Достаточно ли она соображает, чтобы понять суть сказанного? Не слишком ли поврежден ее мозг и расстроено сознание, чтобы осознать информацию? К ней всегда относились с большим уважением. Если ее духовная сила постепенно обернется душевным недугом, что придет на смену уважению? Жалость? Снисходительность? Неловкость?

– Да, – ответила Элис.

– Еще я хотела бы прояснить одну вещь – в случае если результат будет положительный, генетический диагноз ничего не изменит ни в вашем лечении, ни в прогнозах.

– Я понимаю.

– Хорошо. Тогда давайте поговорим о вашей семье. Элис, ваши родители живы?

– Нет. Мама погибла в автокатастрофе, когда ей был сорок один год, отец умер в прошлом году от печеночной недостаточности, ему был семьдесят один год.

– У них не было проблем с памятью? У кого-нибудь находили признаки деменции[14] или изменения личности?

– С мамой все было в полном порядке. Отец всегда пил. Он был тихий человек, но к старости стал непредсказуем, с ним невозможно было разговаривать. Не думаю, что в последние годы он меня узнавал.

– Его водили на прием к неврологу?

– Нет. Я решила, что все это из-за алкоголизма.

– Когда, вы говорите, начались эти перемены?

– Когда ему было немного за пятьдесят.

– Он был мертвецки пьян каждый день. И умер от цирроза, а не от «альцгеймера», – вмешался Джон.

Элис и Стефани выдержали паузу, мысленно позволив ему думать так, как он хочет.

– У вас есть братья или сестры?

– Моя единственная сестра погибла в автокатастрофе вместе с мамой. Братьев у меня нет.

– Тети, дяди, кузены, бабушки, дедушки?

Элис выложила Стефани все, что знала о болезнях и обстоятельствах смерти своих родственников.

– Хорошо, если у вас нет вопросов, сейчас придет медсестра и возьмет у вас кровь на анализ. Результат будет готов через две недели.

Они ехали по Сторроу-драйв. Элис смотрела в окно – холодно, темно, хотя только полшестого, на набережной реки Чарльз ни души: никто не осмелился бросить вызов непогоде. Никаких признаков жизни. Джон выключил приемник. Ничто не отвлекало ее от мыслей о поврежденной ДНК и отмирающих тканях мозга.

– Ответ будет отрицательным, Эли.

– Ну и что? Отрицательный ответ не означает, что у меня этого нет.

– Формально нет, но тогда появляется множество вариантов.

– Например? Ты говорил с доктором Дэвисом. Он уже протестировал меня на все возможные виды деменции.

– Послушай, я считаю, что ты поторопилась обратиться к неврологу. Он рассмотрел набор твоих симптомов и увидел болезнь Альцгеймера. Но это его специальность, что еще он мог увидеть? Помнишь, в прошлом году ты ушибла колено? Если бы ты обратилась к хирургу-ортопеду, он бы увидел порванные связки или изношенность хрящей и захотел тебя оперировать. Он хирург, и хирургическое вмешательство для него – единственное решение. Ты же просто перестала бегать, принимала ибупрофен и через две недели прекрасно уже себя чувствовала. Я считаю, ты переутомилась, менопауза действует на твою нервную систему, и я думаю, у тебя депрессия. Мы справимся, Эли, нам просто надо говорить друг с другом.