Все дороги ведут в Рим - [77]

– Ну, вроде того. Император уехал и меня бросил.

– Вспомнил про своих?

– Я всегда помнил. Но пришёл не просто так, – Гэл по-заговорщицки подмигнул собрату. – Пришёл с известием. Очень важным.

– Каким же? – Гюн говорил снисходительно. Когда-то он был гением бога, а Гэл – всего лишь гением человека, пусть и одного из Дециев. Но с тех пор как они уравнялись в правах, Гюн вообразил себя богом. Ну а кем вообразил себя Гэл – неведомо.

Бывший гений Элия сделал вид, что не заметил пренебрежительного тона.

– Через три дня преторианская гвардия покинет Рим.

– Ты уверен?

– Это точно.

За это известие Гэл мог поручиться: он сам доставил послание императора второму префекту претория. Постум требовал, чтобы его гвардейцы прибыли для охраны императора в Виндобону. Второй префект не мог не подчиниться.

– Значит, в Риме останутся только вигилы, – прошептал Гюн. – И исполнители. Но Макрина в Городе нет. И Бенита нет…

Гении смотрели друг на друга и ухмылялись, все понимая без слов.

– Что ты хочешь взамен? – спросил Гюн, продолжая морщить свои безобразные губы, что означало улыбку.

– Как что? Как всегда – власти.

– Значит, мы вновь союзники?

Гюн пожал плечами:

– Вроде того.

– На многое не рассчитывай, – предупредил Гюн.

– Я всегда был на вторых ролях, – с притворной покорностью отвечал Гэл.

VII

Исполнитель накануне напился по-гречески – то есть вусмерть. Утром в принципарий он брёл на ощупь. Никого из исполнителей он не встретил, если не считать постовых у ворот. Во всем лагере – никого. И куда они все подевались? С вечера подались в Субуру и к утру наверняка не вернулись. В принципарий тоже никого. Исполнитель уселся за стол. Нудно гудела муха, мечась от одной стены к другой. Голова тоже гудела так, будто муха металась внутри. Исполнитель швырнул в неё нож. Не попал. Муха продолжала кружить по комнате. Исполнитель стал искать нож на полу. Ножа почему-то не нашёл. Отыскал скомканный лист бумаги. Расправил, достал графитовое стило. Принялся чирикать. Выходило что-то мерзкое, чёрное, паукообразное.

– Орк, – пробормотал охранник и принялся тыкать стилом, изничтожая на бумаге врага.

– Орк совсем не таков.

Неведомо откуда явилась нелепая голова, венчающая мощное тело: рыжие волосы кустиками, глаза серые в оранжевые крапины. На щеках лиловые и розовые пятна. Руки длинные, с пальцами, на которых фаланг не счесть. Не пальцы – черви. Человек – если его, конечно, можно было назвать человеком – одет в линялые разноцветные тряпки. Туника длинная, брюки едва до колен. Ногти на ногах такие, что продрали матерчатые сандалии. Не ногти, а когти. Наверняка бывший гений. Исполнитель и сам был гением. Но внешне абсолютно как человек. И всегда старался таковым казаться. Даже пил для того, чтобы больше походить на человека. А вино он переносил плохо.

– Орк не таков, – повторил незнакомец. – Он – премилое существо. Как и ты. Только у него все время насморк. Непрерывно сморкается. А все потому, что в Аиде сквозняк. И холодно. – Гость поёжился. – Я тоже терпеть не могу холода.

Охранник невольно шмыгнул носом.

– А у тебя, гляжу, тоже проблемы со здоровьем. – Неожиданно рыжий ухватил двумя пальцами нос «исполнителя» и вывернул так, будто закручивал кран с горячей водой. От болевого шока исполнитель грохнулся головой о стол и обмяк. А гость ухватил голову за уши и грохнул пару раз лицом по столешнице.

– Орк не такой. И Дит не такой. Все не такие. Одни личины. Смерть – она другая. Люди не могут её видеть. Чтобы видеть смерть, надо видеть мрак. Но созерцать мрак могут только слепые боги. А нельзя, друг мой, нельзя, нельзя, чтобы боги слепли.

Гость болтал непрерывно: и пока снимал ключи с пояса потерявшего сознание исполнителя, и пока отворял дверь.

– Эй, «Нереида», «Нереида», мои бессмертные дружки, я пришёл за вами. Заждались небось. Вы меня не узнаете. И я вас не узнаю. Ну ничего, как-нибудь. Зато теперь мы будем вместе. Вместе хорошо.

Гость спустился в подвал. Здесь было сыро и темно. Гость поёжился и включил фонарик. Он боялся темноты. Да, с некоторых пор он боялся темноты, хотя не должен был бояться ничего на свете. И этих чёрных лоскутьев, что копошились, как живые, у его ног – тоже не надо опасаться. Гость распахнул зев огромной сумищи, что принёс с собой. Чёрные тряпки подползли ближе. Вскоре вокруг гостя образовалась огромная чёрная лужа. Она непрерывно шевелилась и росла. То там, то здесь мелькало что-то похожее на лицо или рот.

– Привет, ребята, – сказал тихо гость. – Вы меня заждались. Но я пришёл. Здорово!

Чёрное полотнище в ответ всколыхнулось. Гость присел на корточки и погладил волнующуюся поверхность.

– Не двигаться! – раздался голос исполнителя за спиной, и ствол «парабеллума» упёрся в затылок.

Рыжий замер. Чёрная поверхность вокруг его ног всколыхнулась и тоже замерла.

– А теперь очень медленно вставай. Вот так…

И тут чёрная тряпка отделилась от общей массы и прыгнула в лицо исполнителю, залепляя глаза и рот. Тот выстрелил, но пуля угодила во второй чёрный лоскут, мгновенно облепивший ствол пистолета. Пуля выдрала из тряпки лоскут и впечатала в стену. Логос взлетел. Нога его распрямилась уже в воздухе и угодила исполнителю в голову. Тот растянулся на полу. Мгновение – и чёрная волнующаяся поверхность поглотила упавшее тело. Логос отскочил к стене, тяжело дыша. Чёрное покрывало над телом морщилось, неожиданно вверх ударила струйка крови. Потом ещё одна. Мощная волна, похожая на судорогу, прокатилась по чёрному покрову.