Все дороги ведут в Рим - [30]

Девушка поколебалась, но нехотя подчинилась.

– Как я погляжу, Философ умнее тебя. Он, по-моему, начал кое-что понимать. Хотя до него очень долго доходит. Добродетель мешает ему думать. Так, Философ?

Философ пригубил вино. Помолчал.

– Я прекрасно понимаю, на что ты намекаешь, Август. Но боюсь в это поверить.

– Боишься, – повторил задумчиво Август. – Но ты бы хотел в это поверить, не так ли?

– Да, больше всего на свете.

– Представь, Философ, невозможное иногда сбывается.

Тем временем между ложами просунулась огромная серо-зелёная голова. Она поднялась повыше, с наглой ухмылкой оглядела присутствующих и облизнулась.

– Меня, как всегда, забыли позвать, – пробурчал Гет и заглотил разом жареного цыплёнка – Хлоя как раз принесла с кухни поднос с горячим. – С утра не евши – и никакой благодарности.

– Тебя нельзя звать к началу обеда, – отвечал Постум. – Иначе все остальные уйдут из-за стола голодными.

– Так закажи побольше жратвы. Нельзя экономить на друзьях, император.

Гет ухватил хвостом серебряную чашу и осушил залпом.

– Фалерн… м-м-м… Обожаю. Когда ты умрёшь, Август, я буду вспоминать со слезами на глазах эти пирушки.

– Ты собираешься меня пережить, старая скотина?

– Конечно, ведь гении бессмертны. А ты хоть и император, но не гений.

– Я на четверть гений.

– Этого слишком мало для бессмертия. Так, несколько строчек в учебнике истории могут остаться. Но не больше.

Гений потянулся за ветчиной. Но Крот успел выхватить прямо из-под носа змея кусок и целиком запихал в рот.

– Так нечестно! – обиделся Гет. – Он пользуется тем, что у него есть руки! А у меня один-единственный хвост. Хлоя, милочка, передай мне вон тот окорок, запечённый в тесте с лавровым листом и фигами по рецепту Апиция. Бедняга Апиций, он покончил с собой, когда не смог пировать так роскошно, как прежде.

Философ давно заметил, что на пирушке нет слуг. Если надо было подать новое блюдо или наполнить чаши вином, кто-нибудь из девушек вставал, брал из соседней комнаты принесённые яства и обносил гостей. Иногда Крот или Гепом им помогали.

– И венок! – крикнул вдогонку Гет. – Непременно из фиалок. Он мне больше всего к лицу.

И Хлоя надела на него венок.

Маргарита полагала, что станет свидетельницей одной из тех безобразных оргий, о которых болтал Рим. А вместо этого она очутилась на вполне пристойной молодёжной пирушке, где пили не так уж и много, причём вино было разбавлено, а пределом непристойности были мимолётные поцелуи в губы. Запах дорогих вин смешивался с запахом цветов и ароматом горящего масла и благовоний. В сиреневом теплом воздухе триклиния время остановилось, хотя старинный хронометр на стене продолжал прилежно отсчитывать минуты. Как ни странно, но Маргариту это злило. Ей хотелось разразиться обличительной речью. Тем более что рядом был Философ, и она чувствовала себя под его защитой. Но повода не было. Порой император бросал на свою пленницу-гостью насмешливые взгляды, как будто ожидал от неё этой неуместной речи. Маргарита понимала, что её обвинения прозвучат нелепо в обстановке совершенно неподходящей. Но ей нестерпимо хотелось высказаться.

– Какой тебе венок, Маргарита? Фиалки? Розы?

– Попроси у него нитку жемчуга… – шепнула Хлоя. – Он оценит игру слов.

– Эти чёрные розы, верно, символ… – произнесла Маргарита, страшно волнуясь. – Символ того, как ты запятнал себя, Август.

Постум наигранно поднял брови:

– Чем же я запятнал себя? Или она полагает, что пятно спермы на тунике нельзя отмыть?

– Тёмен твой союз с Бенитом.

– Что она понимает под союзом с Бенитом? – поинтересовался Гепом.

– Не знаю. Бенит спит только с женщинами. Меня он никогда не домогался. Так что никакого союза не было.

Маргарита чувствовала, что должна замолчать, но не могла остановиться.

– Ты утверждаешь законы.

– Только после того как их примет сенат. Воля сената для меня священна. Если сенат против, я ничего не подписываю. Так что претензии не ко мне. Предложи сенату всем составом подать в отставку. Возможно, они прислушаются к твоему мнению, устыдятся, прослезятся и попросят у римского народа прощения.

Все расхохотались. Все, кроме Философа. Туллия свалилась бы с ложа, если б император её не поддержал.

– Ладно вам, ребята, издеваться над человеком, – попыталась утихомирить их Хлоя.

– Раньше юноши и девушки приходили на Авентин к подножию статуи Свободы и произносили там обвинительные речи. Но теперь им некуда идти. – Философ старался говорить серьёзно, но не мог удержаться от улыбки.

– Сенаторы… устыдятся… – хрюкала от смеха Туллия. – Стыд… Каков он у них… И где… спрятан… – попискивала она между приступами смеха. – Стоит поискать… Но стыд сенаторов куда меньше их высохших фаллосов.

Маргарита одарила Туллию полным ненависти взглядом.

– Кстати, а почему я слушаю её поучения и не злюсь? – поинтересовался Постум.

– Потому что у неё восхитительная грудь и ещё более восхитительная попка, – предположил Кумий, к которому наконец вернулось его всегдашнее остроумие.

– Да, попка очень даже ничего, – согласился Постум. – А грудь так себе. Но какие её годы. Все ещё впереди. Но на сенаторов и эти доводы могут произвести впечатление!